Заказать звонок

Воспитание в третьем измерении

Автор: Морозов Д.

Морозов Д.В.

ВОСПИТАНИЕ В ТРЕТЬЕМ ИЗМЕРЕНИИ

ПРЕДИСЛОВИЕ
В детях отражается целый мир, во всей своей изменчивости и постоянном развитии. Поэтому ни одна теория так и не смогла дать исчерпывающий ответ на вопрос: как лучше воспитывать и обучать.
Я, как и двадцать моих соратников, населяющих «Китеж», просто живу и развиваюсь вместе с детьми, не пытаясь построить теорию — просто стремлюсь понять их и измениться таким образом, чтобы стать понятным для них. Это совпадает с основным принципом гуманно-личностной педагогики, выдвинутым российским академиком Ш. А. Амонашвили: ребенок не только готовится к жизни, но он уже живет, поэтому развивать и воспитывать ребенка необходимо, прежде всего, на реальном жизненном опыте. Ребенок есть Явление в нашей земной жизни, а не случайность. Природа движется по пути обретения своей единственности и неповторимости в лице каждого данного ребенка. Развитие происходит в процессе преодоления трудностей, и это есть закон природы. Ш. Амонашвили исходит, может быть, из сомнительного для официальной науки, но очевидного для всех духовно-философских учений принципа: «душа человека есть реальная субстанция». А это значит, что ребенок несёт в себе жизненную задачу, миссию. Если это так, а весь мой личный жизненный опыт заставляет меня воспринимать это утверждение как отражающее реальность, то строить систему воспитания ребенка необходимо, исходя из его внутренних потребностей, а не желаний учителей и родителей. Я могу подкрепить это утверждение ссылкой на авторитет такого выдающегося ученого как Д. Н. Узнадзе, который утверждал, что «природа создает уже потенциально определенные лица, в сущности которых изначально посеяны семена их будущей личности».
У меня и моих соратников, работающих с детьми в терапевтическом сообществе «Община Китеж», было много возможностей за тринадцать лет существования нашей организации убедиться в справедливости Подобного взгляда.

У меня ненаучный склад ума. Я воспринимаю мир целостными образами, а не абстрактными конструкциями. Поэтому книга построена из цепочек этих образов, сменяющих друг друга, и коротких, не всегда научных, выводов из жизненных коллизий, которые помогут вам справиться с проблемами ваших детей. Мне не хотелось придерживаться какой-то одной системы изложения. Я сознательно по нескольку раз возвращаюсь к тем проблемам, которые мне кажутся сложными или особенно важными, описываю их с разных точек зрения. Мне не хотелось создавать собственную терминологию, поэтому я заимствую термины из других систем, описывая с их помощью свою картину мира.
За 13 лет существования «Китежа» мы, решая практические повседневные задачи воспитания и реабилитации, построили модель сообщества, наиболее полно отвечающую этим задачам. Мы не пытались, подогнать свой социум под абстрактные теории и программы, а наоборот — фиксировали проявление естественных закономерностей и по ним строили нашу систему.
Такой подход позволил нам сделать ряд открытий и создать новую социальную модель, пригодную для тиражирования.
В 1993 году в Барятинский район Калужской области из Москвы приехало несколько человек, которые сами построили себе дома и взяли в семьи приемных детей из детских домов. Семьи объединились в организацию «Некоммерческое партнерство приемных семей «Община Китеж», которая соединила достоинства приёмной семьи с коллективными формами воспитания детей-сирот на основе специально созданной! развивающей среды. Внешне созданная нами система выглядит достаточно просто: приёмные семьи живут в собственных домах; родители формируют коллектив преподавателей в школе и группу хозяйственного обеспечения посёлка. Каждый взрослый совмещает несколько профессий, многий работы производятся сообща. Управляется эта организация тоже сообща — Собранием всех членов «общины» и Педагогическим советом. Дети оформляются в приёмные семьи через муниципальные органы социальной защиты.
Терапевтическое сообщество «Китеж» — целостная модель мира, предназначенная для развития детей, потерявших родителей или попавших в кризисную ситуацию. Всё население поселка — 50 человек. Взрослых -16, из них 12 — родители, имеющие приёмных детей; 4 — молодые специалисты — преподаватели и психологи. 12 взрослых с высшим образованием работают преподавателями МОУ «Китежская средняя школа», четверо взрослых со средним — обеспечивают хозяйственную деятельность посёлка. Помимо этого в «Китеже» постоянно сменяют друг друга русские и иностранные волонтёры.
Когда я пытался найти название для такой организации (творческий коллектив? научная лаборатория? деревня для детей?), то каждый раз убеждался в том, что в нашем языке нет адекватного названия. По какой-то глубинной сути такой социум, объединенный и общим взглядом на мир, и единой культурой, и экономическими и юридическими связями, соответствует термину «община». Но я не учёл, что в нашем современном сознании это слово имеет коннотацию суровой неподвижности быта, идейной ограниченности, связанную с историческим употреблением этого слова.
В таком случае обобщённое название оказывается явно недостаточным, так как всё решают именно нюансы значений. Но выдумывать новый термин мне просто не хочется. Надеюсь, что со временем само слово «Китеж» превратится в понятие, которое обозначит новое явление: целостный социум, созданный специально для развития детей.
Когда я познакомился с аналогичными организациями в Великобритании, то обнаружил, что рубежные коллеги активно используют термин «терапевтическое сообщество». Ну, с сообществом все понятно, а слово «терапевтическое» ассоциируется с больничными койками и капельницами. О «терапии» души у нас пока говорить не принято. Между тем, мы никогда не поймём, как возвращать проблемных детей к нормальной жизни, пока не научимся видеть, что они просто больны и требуют именно терапии, терапии в социуме, то есть в сообществе людей. Для лечения специфической «болезни», которая поразила души наших детей, нужны специфические условия. Модель таких условий мы создаем сейчас в «Китеже» и называем то миром сказки, то развивающей средой, то терапевтическим сообществом.
Последнее словосочетание для русского языка звучит несколько непривычно. Но сказать: сообщество психотерапевтов, значит исказить реальность. Мы — живущие в «Китеже» — не психотерапевты. С другой стороны, пребывание в нашем сообществе действует благотворно именно на психологическое состояние ребенка. В этом аспекте можно говорить о терапии, как об излечении того, что в Древней Греции называли «психе», подразумевая душу.
Борьбу с «болезнью» мы называем терапией. Все мы признаём, что болезни тела следует лечить, как правило, в больнице, да ещё с помощью врачей-профессионалов. Отклонения развития ребенка от нормального пути (в сторону тюрьмы, ненависти к окружающим, неприятия себя самого) вследствие потери родителей или душевной травмы — тоже болезнь, и её также должны лечить профессионалы. Да ещё в особых условиях. Но не в больницах, разумеется, а в специальных оазисах, позволяющих травмированному ребёнку снова обрести веру в любовь, в собственные силы, в разумность и добро окружающего мира.
Ребёнок, столкнувшийся с предательством родителей, насилием, физической или душевной болью, делает неизбежный вывод об ОПАСНОСТИ ОКРУЖАЮЩЕГО МИРА. Трагедия «растождествления», о которой так поэтично писали философы-экзистенциалисты, на самом деле является широко распространенной болезнью, которой заболевают в раннем детском возрасте. Если не вылечить её на первой стадии, то она становится хронической и изменяет всю траекторию жизненного пути человека.
Помочь ребенку измениться — означает на первой стадии просто обратить его внимание на самого себя, открыть потаённые двери, где, как в сказке, хранятся сокровища — его собственные сила и любовь. На самом деле, никто никого не в силах трансформировать. Человек может измениться только сам, так как метаморфоза заложена изначально в саму суть человеческого существа, в его внутреннюю программу. Только как войти в эту программу? Где она находится в человеческом существе? Здесь мы вступаем в пространство, пока ещё не освоенное наукой. Это пространство нашего сознания, где сосуществуют миф и реальность, воспоминание о боли и полёт детской мечты, где в силу этого возможны волшебные превращения и трансформация. Русский народ всегда интуитивно осознавал существование этого иного измерения, пытаясь выразить невыразимое теми способами, которые были доступны народной культуре. Так родился трансмиф о граде Китеже, скрывшемся от врагов в глубинах земли. Легенда гласит, что люди с чистой душой могут увидеть Китеж в глубинах озера Светлояр, потому что наши предки не сомневались: два мира сосуществуют, соприкасаются, следует только научиться правильно смотреть…

Человек, по крайней мере, русский человек, говорит о процессах, происходящих в сознании, используя термины, в которых раньше описывалось физическое пространство и время: «погрузился мыслями в свое прошлое», «потерял мысль», «захлестнули чувства».

Мир сознания может восприниматься нами как обладающий пространственными характеристиками. Там действуют свои законы, позволяющие вам не отрываясь от книги дотянуться до конца галактики, почувствовать себя единым со всем человечеством, улететь с облаками…
Мы не можем увидеть пространства сознания, но мы не можем ни увидеть, ни вообразить фотон, проявляющий свойства то частицы, то волны. Но свет мы видим и вполне грамотно используем.
Мы ничего никогда не сможем правильно понять в своих отношениях с детьми, если не признаем, что между нами существует система связи, которую можно описывать по аналогии с физическими полями, обладающими огромным количеством еще неизученных, но уже активно применяемых свойств.
И даже лёжа в пелёнках, подобно мумии, в колыбели, «неразумное существо» сканирует окружающую реальность своим сознанием, отслеживая, например, температуру и влажность Мира-Природы. В этом сознании ещё нет адекватного восприятия своего «Я», нет оценок, нет границ между телом и миром. Но есть «сверхсознательное» чувство единства с МИРОМ.
Когда моя супруга уже обеспечила нашему сыну Святославу успешный выход на свет, но ещё лежала с ним в роддоме, санитарка поделилась с ней эмпирическим опытом многолетних наблюдений: «Вот, как спокойная мама, так и дитё — спокойное, а у нервных орут всё время». Вывод? Ребенок включён своим сознанием в сферу сознания родителей, прежде всего, матери (хотя, конечно, мамино душевное состояние часто зависит от состояния папы, если таковой имеется).
Процесс развития человеческой личности от эмбриона до взрослой особи строится на взаимодействии огромного количества условных траекторий возможных жизненных выборов. Так складывается судьба. Для построения этих траекторий и учета всех факторов пришлось бы использовать бесконечное число показателей.
Попытаюсь объяснить на самых примитивных примерах: для одного ребёнка драка во дворе — путь к комплексу неполноценности, для другого — мотив стать сильным. Но на психологический исход этой драки влияют такие факторы, как её причины и цель; последующая поддержка или наказание со стороны родителей; оценка любимой девушкой; соотнесение произошедшего с опытом, почерпнутым из любимой книги или телесериала; а еще следует учесть темперамент, настроение, общий эмоциональный фон, вероятность последующего реванша — и так до бесконечности.
Чтобы учесть все факторы, влияющие на выбор жизненного пути, наверное, не хватит мощности никакой ЭВМ. Но не значит ли это, что тогда мы вообще не в состоянии предсказать результат наших педагогических воздействий.
Можем! Ведь говорят же про некоторых: «У него есть талант педагога, скольких в люди вывел». Только вот другие, работающие рядом по тем же методикам, таких результатов не получают.
Неизбежный и вполне научный вывод — успешные педагоги полагаются не на расчет, а на интуитивное схватывание ситуации в целом.
ЭФФЕКТ БАБОЧКИ
«Цепочка случайностей привела к неожиданному результату» — как часто мы слышим такую фразу. Обыденное человеческое сознание и не пытается проникнуть в глубь жизненных потоков и разглядеть действие универсальных законов под пеной случайных событий. На самом деле, мы просто не привыкли смотреть и замечать, то есть видеть. Я склонен считать, что в жизни человека, в узоре его личной судьбы, всё построено на жёстких закономерностях и программах, некоторые из которых мы уже можем даже почувствовать.
Помните, как в рассказе Рея Бредбери нечаянно раздавили бабочку в юрском периоде, а демократические реформы рухнули в веке XX. Так писатель-фантаст обратил внимание на закон, который позже сформулировал ученый-метеоролог Э. Лоренс: «Движение крыла бабочки в Перу через серию непредсказуемых и взаимосвязанных событий может усилить движение воздуха и, в итоге, привести к урагану в Техасе».
Эта тема получила образное отражение в фильме «Эффект бабочки». Самое ценное в этом фильме — это попытка зримо, образно объяснить обывателю, что жизнь хоть и состоит из случайностей, но и они укладываются в цепочки закономерностей. Но нет, не цепочки. Образ цепи подразумевает непрерывность, а в человеческой реальности господствует дискретность, скачки, непредсказуемые изменения траектории.
В реальности никакой компьютер не способен учесть все факторы, влияющие на развитие ребенка во взрослого человека. Более того, самый ничтожный факт биографии может изменить весь вектор развития.
Можно ли предсказать последствия этих ничтожных влияний, можно ли рассчитать жизненную траекторию? Описание явлений турбулентности, фрактальности, квантовых полей словно подталкивает нас к новому способу мышления, в том числе, умению по-новому увидеть развитие человека.
Нелинейное мышление более точно постигает явления в области биологии, сил природы, человеческой психологии и социологии.
Разумеется, на коротких отрезках взаимодействия взрослых с детьми результат предсказуем и вполне соответствует обыденной логике: пообещаешь ребёнку конфету — он пойдёт мыть посуду. Следовательно, ближайшая цель достигнута. Но уже более отдалённые последствия такого практического решения проблемы относят нас в мир непредсказуемости. Например, на следующий день ребёнок не будет мыть посуду без конфетки. А это вредно для зубов. Или через неделю он наестся конфет и вообще перестанет помогать по дому. Что вы будете делать тогда? Стирать неудачную программу поркой? А что если в результате неё вы получите не трудолюбие и послушание, а затаённую на всю жизнь обиду и ненависть к труду?
В ответ люди, привыкшие видеть мир с позиций логики Аристотеля, начинают приводить примеры удачного прогнозирования с помощью компьютеров. Так в своё время пытались прогнозировать погоду. Иногда, даже удачно. Если бы не «эффект бабочки».
Заметьте, взмах крыла может привести, но может и не привести к урагану в другом конце мира. Тут необходимо совпадение большого числа факторов, многие из которых вообще пока не поддаются учёту. Вторая часть, вытекающая из нашего рассуждения, заключается в том, что система «бабочка — атмосфера земли», в самом общем виде, является взаимосвязанной, соответственно компоненты способны взаимодействовать: бабочка воздействует на атмосферу, атмосфера на бабочку.

Но как бы бабочку не трепало ураганом, она всё равно остаётся бабочкой. У человека же есть удивительная особенность — творчески воспринимать информацию, поступающую из окружающей среды, то есть менять программу своего поведения и меняться самому. Чаще всего, такие изменения происходят фактически совершено бессознательно, это природная особенность, заложенная в человеческое существо, как условие его существования и развития. Для одного пережить ураган, означает приобрести опыт и уверенность в своих силах, для другого — навсегда испугаться.
В наших детях словно реализуется недавно открытый закон физики «о нелинейной зависимости развития систем от начальных условий их существования», что в переводе с языка науки означает: «как родители ни хлопотали над своим дитем, сколько денег ни «вбухивали» в его учителей, как ни баловали, а вырос тот ещё…»
Поэтому в отношении прогнозов развития личности и попыток сделать это развитие вполне управляемым человечество терпит неудачу. И, слава Богу, в противном случае неизвестно, сколько нашлось бы желающих ввести нашим детям универсальную программу. Например, «если вы такие умные, что же строем не ходите?» И как объяснить, что именно потому и не ходим, что умные?
Воспитывает хаос — произвольный набор информации и постоянная перепроверка. Посадите ученого думать восемь часов с перерывом на обед, и он точно перестанет думать.
Значит, чем жёстче система, чем больше уроков и чем точнее выверен процесс, тем хуже будет результат усвоения. Не случайно студенческая вольница оказывается обязательным дополнением к структурированной до совершенства системе самых престижных университетов и колледжей.
Жёсткой средой можно воспитывать ремесленников, но не компьютерных гениев, адвокатов или бизнесменов.
Современная жизнь требует творческих личностей, способных к действиям в нестандартных ситуациях, с широким кругозором и внутренней мотивацией к деятельности.
В существующей государственной системе социальной защиты и образования уже выработаны методики, обучены сотрудники, установлены логические связи. Более того, люди, работающие в ней, уже привыкли мыслить определенными категориями, от которых они просто не захотят отказаться. Система устойчива и несклонна к изменениям. Разумеется, не надо её расшатывать, раз работает. Но в этой ситуации нельзя рассчитывать и на принципиальное улучшение качества воспитания и образования детей. Даже когда государство увеличивает финансирование или проводит те или иные реформы в рамках существующей модели, улучшения оказываются весьма незначительными.
Бесполезно «закачивать» деньги в старую систему — «не наливайте молодое вино в старые меха». Ничто не мешает дать возможность параллельно с существующим механизмом, развиваться новым экспериментальным формам устройства, воспитания и образования детей.
Для того чтобы они работали по-новому, нужен качественно иной подход, допускающий, что любящие родители и «эмпатичные» педагоги способны чувствовать поле сознания ребенка и взаимодействовать с ним, помогая в развитии, укрепляя, мотивируя, настраивая на победу и счастье.
Это роднит работу педагога с интуитивным прозрением поэта или творчеством художника. Педагог должен развивать в себе способность чувствовать траекторию развития ученика, его силы и место в мироздании и интуитивно нащупывать пути для наилучшего развития.
Именно интуиция позволяет учителю и воспитателю находить правильные способы выхода из трудных ситуаций. Для этого необходимо нелинейное мышление, способность воспринимать личность ученика в движении, постоянном изменении, как целостную систему, включенную в единую систему «Человечество — природа — космос». Для того чтобы мыслить таким образом, требуется просто иной уровень сознания, более тонкая связь воспитателя с «субъектом воспитания», родителя со своим ребёнком.
Когда же мы разберёмся в сущности той связи, которая устанавливается между матерью и ребёнком с момента его рождения, тогда мы, может быть, и научимся восстанавливать её. А пока, я могу предложить только названия, которые всё равно ничего не объясняют: «тонкоматериальное поле сознания», «информационная голограмма» или просто любовь. В любом случае, написанные мною слова не приближают нас к пониманию явления, которое мы не можем определить научно, но явно ощущаем его жизненность.
Известный американский психолог, основоположник гуманистической психологии А. Маслоу называл этот вид связи «бытийной любовью». «Такая любовь свободна от собственнических чувств и несёт в себе, скорее, уважение, чем претензии… Бытийная любовь оказывает очень глубокое терапевтическое и психологическое воздействие на всю личность. Сходное характерологическое воздействие оказывает относительно чистая от всяческих «примесей» любовь любой здоровой матери к своему ребёнку или совершенная божественная любовь, описываемая некоторыми мистиками» (А. Маслоу «Психология бытия»). Поэтому так часто любящие родители могут предчувствовать моменты, когда что-то случается с их ребёнком.
Я не строю теорию, я просто привожу наблюдения, которые никакая наука пока не объяснила и не опровергла. Уверен, вы тоже можете вспомнить случаи из жизни, указывающие на некоторые качества сознания, еще не описанные и не понятые наукой.
Когда я серьезно заболел, а мама находилась за две тысячи километров на курорте в Сочи, она позвонила мне в пять утра и спросила: «Сынок, что с тобой случилось? Я не спала всю ночь?». А ещё через несколько лет, уже в студенческие годы, я проснулся ночью в своей кровати от дикой всеохватывающей боли и лишь утром узнал, что в больнице, за десять километров от меня, в тот час умер мой дядя Витя.
Как правило, мы не всегда доверяем таким вспышкам интуиции, нас не приучили обращать на них внимание. Но без них, без явных и неявных тончайших связей, каналов информации, полей любви и поддержки маленькое человеческое существо оказывается неспособным развиваться как полноценная личность. И никакой формальной заботой о его социальных гарантиях, местом за школьной партой и гарантированным трёхразовым питанием не восполнить вакуума положительных эмоций, любви, ощущения своей нужности, то есть взаимосвязи с внешним миром.
Я не знаю, как объяснить этот механизм, но вынужден, как практик, считаться с его проявлениями и работать в этом направлении…
Американский исследователь Джон Смитис, в прошлом — нейролог и психиатр, писал в 2003 году о новой теории, предлагающей рассматривать человеческое существо как некое единство физического тела, сделанного из обычной материи, и «модуля сознания», сделанного из материи другого рода, протяженной в ином пространстве. Эти слова, на мой взгляд, мало что объясняют, наверняка, с научной точки зрения вызовут массу возражений, но это не моя теория, просто она позволяет сделать следующий шаг в рассуждении: сознание — особый мир.
Некоторые физики рискуют предположить, что мир состоит из трёх фундаментальных составляющих: пространства-времени, материи и сознания.
С материальным воплощением «идеальной» развивающей среды всё понятно: «Китеж» расположен в очень красивом природном месте, среди лесов и полей Калужской области; архитектура вызывает ассоциации с древнерусскими сказками, картинами Васнецова; меж домами — английские газоны, дорожки, клумбы. Вся окружающая среда — Мир природы, и организована так, чтобы удивлять, выводить из состояния обыденности, учить замечать красоту вокруг.
Природа обладает способностью успокаивать нервы, вносить гармонию в сознание. Но основа нашей терапии — новая система человеческих отношений, мечты о высоком, вера в добро, а все эти понятия относятся к иной составляющей мира — сознанию.
Детское сознание (или душа), столкнувшись с непереносимой жизненной трагедией, теряет что-то очень важное, без чего человеческая личность не может нормально развиваться, становясь полноправной частью человеческого общества. Мы привыкли полагаться на внешние формы. Если мы видим, что у человека нет ноги или руки, для нас очевидно, что он болен, но мы ещё не научились видеть изъяны души.
Представьте себе на мгновение, что сознание обрело бы способность принимать внешне зримую форму — сколько бы увечных, «усечённых» существ ходило бы по улицам наших городов. Но с другой стороны, мы бы получили возможность сказать человеку: «Прости, дорогой, по состоянию здоровья твоего сознания, ты не можешь руководить другими людьми» или «тебе противопоказано воспитание собственной дочери так же, как слепому противопоказано вождение автомобиля». Увы, когда дело касается физических увечий, всё настолько очевидно, что и говорить не о чем. А что же считать патологией, когда речь идёт о человеческом сознании, и кто у нас может диагностировать отклонения от нормы? Пока однозначных ответов на эти вопросы нет. В человеческом существе еще не сформирован какой-то важный орган, позволяющий нам заглядывать во внутренний мир друг друга. Будем надеяться, что это станет следующей ступенью эволюции.
Но и сейчас можно констатировать, что общественное сознание русского, американца, индуса однозначно оценивает оторванность индивида от человеческих ценностей любви и дружбы как болезнь.
Человек, не способный на любовь, презирающий или страшащийся людей, воспринимается окружающими враждебно, как инородное явление.
При всём естественном эгоизме, который демонстрирует современный индивид, мы остаёмся общественными существами. Все великие религии мира и идеологические доктрины современных государств утверждают, что человек может выполнить своё предназначение, только оставаясь в поле любви к себе подобным, отождествляя себя с человечеством.
Американский психолог А. Маслоу пишет: «Состояние бытия вне системы ценностей является психопатогенным. Человеческому существу, чтобы жить и постигать жизнь, необходимы системы координат, философия жизни…почти в той же мере, что и солнечный свет, кальций и любовь». Дети» пережившие болезненное столкновение с внешним миром, не способны утешать себя рассуждением о том, что все люди разные или ждать компенсации своих страданий в загробном мире. На подсознательном уровне они утверждаются в позиции: именно так — на одиночестве, борьбе за выживание и бессмысленной жестокости — устроен весь мир. Когда они видят примеры, противоречащие этому негативному опыту, они отвергают их как обман или иллюзию, а значит, для них нет смысла и в создании семьи, и в хорошей учёбе в школе, и в попытке установить нормальные отношения в коллективе. На подсознательном уровне они остаются уверены в том, что всё закончится предательством и болью. И вот для того, ЧТОБЫ ПЕРЕНЕСТИ ЭТУ БОЛЬ И СНОВА ВЫЖИТЬ, ИМ И ПОНАДОБЯТСЯ ВСЕ СИЛЫ.
Поэтому все дети-сироты экономят свою энергию, опасаясь растратить её на незначительные задачи.
Мы заметили удивительную особенность у наших детей, особенно у тех, кто имел опыт жизни в детском доме. Их сознание имеет некое подобие гладкой защитной оболочки, позволяющей безболезненно скользить, не задевая за острые углы взрослых. Беспощадные межличностные отношения обточили и смазали их, как шарики в подшипниках. Такой «закапсулированный» ребенок может жить с вами много лет, демонстрируя своё уважение и благонадежность, при этом вы никогда не узнаете, о чём он думает на самом деле. Он может с интересом расспрашивать вас о вашей жизни, может повторять истины, услышанные от вас, понимая, что доставляет вам удовольствие. Но на самом деле он отвлекает вас от тех сомнений и страхов, которые испытывает. Так он остаётся «мягким, круглым и пушистым» снаружи и покрытым панцирем недоверия внутри. Причём я предполагаю, что время от времени он и сам не осознает причины такого поведения, просто он привык считать мир «станом врага».
История Синди
Ей десять лет. О том, что она пережила в детском доме и как она вообще относится к человеческому обществу, она не распространяется. Но вы бы видели, как она в столовой проливает на пол суп! Синди идёт с полной тарелкой, нарочито аккуратными мелкими шажками. Глаза широко открыты и устремлены на тарелку. На устах изумленно-виноватая улыбка. Увидев кого-нибудь из взрослых на своем пути, она поднимает на него преданные глаза, широко улыбается и медленно, очень зрелищно проливает суп себе под ноги. Теперь её лицо меняется. Рот открывается как бы в изумлении, глаза начинают бегать по сторонам, с виноватым видом, но на самом деле Синди просто внимательно отслеживает общую реакцию. После этого её лицо становится ещё более виноватым, а душа еще более удовлетворённой.
Она поставила эксперимент и получила запланированные последствия — всё внимание приковано теперь к ней. Кто-то возмущается, кто-то сочувствует, словом, обыденность обеда нарушена. Неплохое развлечение.
Опять же не упущена возможность убедиться в управляемости мира и доказать самому себе, преимущество перед взрослыми и сверстниками, которые так не умеют. Помните анекдот про обезьяну: я сейчас нажму на ту белую кнопку, и те двое в белых халатах принесут мне бананы.
То, что потом придётся пойти за тряпкой и вытереть пол, её не волнует, так как результаты приносят куда больше удовлетворения.
Я наблюдал за поведением Синди не менее трёх лет. Это не мешает ей быть одной из лучших учениц в классе, много читать и пользоваться всеобщей любовью и уважением. Просто до того, как попасть к нам, она испытала слишком много насмешек и насилия, убедившись в изначальной жестокости мира. Теперь она боится поверить в то, что мир вокруг полон любви и надежды. Любая вера грозит болью разочарования. А что такое боль этот ребёнок помнит очень хорошо и поэтому вновь и вновь проверяет наш мир на истинность. Я знаю, что когда она нам поверит, то первым знаком метаморфозы будет непролитая тарелка с супом. Исчезнет и виновато-удивленная улыбка. Появится чёткое: «Я хочу» и «Я могу».
Тогда ей станет доступным простое человеческое счастье — счастье быть самой собой, развиваясь, самореализуясь, без страха и оглядки на окружающих.
Любая работа по возвращению ребенка на путь гармоничного развития может начинаться только с возвращения ему веры в изначальную ДОБРОТУ, РАЗУМНОСТЬ и ПОЗНАВАЕМОСТЬ мира. Для того чтобы добиться этой цели, мы построили «Китеж».
Дети — порождение хаоса!
Так думают взрослые, мечтающие приучить их к порядку. На самом деле, кажущаяся хаотичность детского поведения подчинена чётким нелинейным закономерностям. Познавательный интерес пробудившейся личности, еще не умеющей проводить сознательный анализ и отбор поступающей информации, направлен сразу во все стороны. Энергия рвётся во все стороны, словно ребенок пытается накрыть своей активностью весь окружающий мир. Попутно идет проверка и перепроверка полученной информации, и только после этого она заносится в виде образов действия и поведения в файлы памяти, становясь жизненным опытом.
Здоровый, гармонично развивающийся в нормальных условиях ребенок, несёт в себе всю необходимую мотивацию к развитию, так же как гусеница, переживающая метаморфозу через куколку в бабочку, уже имеет внутри себя достаточно сил, чтобы научиться взлетать. Задача взрослого — быть достаточно чутким и терпеливым, чтобы улавливать постоянно меняющиеся нужды ребенка, удовлетворять его любопытство и ставить реальные препятствия, чтобы в развивающейся личности не угасла страсть к поиску и преодолению.
Если что-то мешает этому изливающемуся потоку, то ребенок начинает бороться, причем, совершенно инстинктивно, за право на свободное развитие. Наибольшее количество препятствий на этом пути ребенку ставят родители, привыкшие оберегать своё чадо от опасностей внешнего мира. Ребенок самой природой помещён в поле сознания родителей, и чтобы вырасти, ему приходится, как птенцу скорлупу, долбить эту защитную оболочку. Так постепенно рождается конфликт «отцов и детей». Для взрослых этот конфликт — источник разочарования, мол, «для того ль мы тебя растили».
Но для ребёнка или подростка единственный способ научиться взаимодействовать с чужими «полями» — ощутить границы своих возможностей в самой безопасной обстановке. Инстинктивное стремление обучаться на собственном, пусть болезненном, опыте заложено в младенце с рождения. Я сам видел, как мой сын впервые дополз до стены и начал пробовать её плотность своей головой. После первого удара, который явился для него неожиданностью, он подумал, а потом осознанно повторил попытку — то есть провёл эксперимент. Итоги проанализировал и головой в стену никогда больше не бился. А если бы мы не подпустили его к стене, то лишили бы уникального опыта!
Ничего хорошего не вышло бы и из нашей попытки ускорить развитие ребенка. У растущей личности свои внутренние планы на взросление и обретение опыта, и вмешиваться весьма опасно. К чему может привести попытка ускорить приобретение опыта? Представьте, что родители ударяют ребенка головой о стену тогда, когда сочли необходимым объяснить ему идею о плотностях мира. Главный вывод после такого насильственного эксперимента будет отнюдь не о стене, а об опасности, исходящей со стороны родителей.
Родители, ждите, когда ребенок сам налетит на стену, и тогда воспользуйтесь возможностью помочь ему с осознанием происшедшего!
Какой же это мучительный процесс — создавать среду и подставлять «вызовы», ожидая, пока развивающаяся личность сама наткнётся на нужные ответы, сделает осознания, обретет опыт. Но зато этот опыт станет его личным достижением!
«Хирурги» и их «пациенты»
Хирург использует скальпель и другие инструменты, чтобы помочь больному. Учитель, психолог и приёмный родитель сами, по сути, являются инструментом, поскольку только в общении с ними ребёнок начинает получать новый опыт и информацию. Мы уже отмечали способность ребёнка воспринимать скрытые мотивы поступков и мысли окружающих его взрослых. Дети постоянно проверяют окружающий мир на прочность и истинность, ловят малейшую фальшь, которая возникает в отношениях между взрослыми. Некоторые наши воспитанники буквально говорили нам следующее: «Какое вы имеете право делать замечания, если у вас самих много недостатков». Разумеется, взрослые, живущие в нашем терапевтическом сообществе, неидеальны. Но сами обстоятельства нашей жизни и необходимость воздействовать на детей личным примером, заставляют нас стремиться к чистоте сознания и искренности. Забота и любовь в отношениях с детьми важны не менее, чем профессионализм. Поэтому основой «Китежа» стала семья.
Для того чтобы убедить детей сменить существующую программу страха и боли на образ доброго и справедливого мира, им необходимо этот мир показать. Не рассказать о Добре, а погрузить в реальность Добра.
Но даже любящий и опытный приёмный родитель не может решить всех проблем воспитания в одиночку. Как хирургу нужны стол и скальпель, так и воспитателю нужна окружающая среда, в которой ребёнок отрабатывает навыки общения, проверяет истины на прочность, закаляет волю. Однако не каждая окружающая среда подойдёт для этого. Жизненный опыт может усилить педагогическое воздействие, а может посеять сомнения, разочарования и вообще сломать любой воспитательный
процесс.
Нас не перестаёт удивлять превращение гусеницы в куколку, а потом в бабочку. Но ведь не менее серьезные, хоть и более растянутые во времени, изменения происходят и внутри ребенка, развивающегося в процессе взаимодействия с внешней средой. Если у вас развито образное мышление, то постарайтесь представить не растущее тело человека, а изменяющееся содержание его сознания на каждой стадии роста личности. Не сомневаюсь, вы увидите, что Образы Миров трёхлетнего ребенка и десятилетнего школьника разнятся куда больше, чем куколка и бабочка. Просто эта разница не так очевидна, то есть мы её не замечаем глазами.
Эта метаморфоза происходит за счёт внутренних сил организма, по его законам. Но основа этих законов — реакция на внешнюю среду.
Под выражением «внешняя среда» я понимаю единство взаимоотношений ребёнка с родителями, сверстниками, вернее, тот психологический климат, что существует между ними.
Увы, большинство детей-сирот не доверяют взрослым. Во многом это подсознательная обида на то, что самые дорогие взрослые-родители уже обманули, бросили или погибли. Значит, эти «новые взрослые» (читай, приёмные родители) тем более обманут. Эти дети боятся довериться новым родителям потому, что для них непереносимо предположение, что их надежды снова потерпят крах. Как результат — дети могут прожить пару лет в приёмной семье и при этом не установить искренних отношений с родителями.
Мы в «Китеже» давно заметили, что будь то пятилетний ребенок или шестнадцатилетняя девушка, они с одинаковой силой сопротивляются любой попытке взрослого развеять их иллюзии, отождествляя свои детские заблуждения с собственным «Я». Соответственно человек, пытающийся таким образом вмешаться в их внутренний мир, становится врагом, хотя самого себя он считает заботливым родителем.
Именно поэтому необходимо комплексное воздействие семьи и окружающего социума, особенно нового круга сверстников, которому, как правило, дети доверяют куда больше, чем взрослым.
С реальностью никто не спорит. И этот создаваемый нами мир «Китежа» должен быть таким же материальным и надёжным, как реальный, а отношения внутри него должны складываться так же пластично, непредсказуемо, свободно, нелинейно, как и в мире за воротами терапевтического сообщества.
Ребёнок — с диалектической точки зрения — дискретная частичка человечества. Её главные характеристики — непредсказуемость, состояние постоянных изменений, связанность невидимыми нитями с великим, противоречивым и вечно развивающимся миром. В нашем понимании идеальная среда для развития этой «частички» — это упорядоченный хаос, или сказка, то есть мир, где постоянно происходят волшебные превращения, удивительные трансформации, где законы текучи. Мир сказки парадоксален, и соблюдать его законы ничуть не легче, чем решать коаны дзен-буддизма. Сказка помогает человеку вырваться из лабиринта готовых реакций, возникших в сознании в ответ на ЗЛО и БОЛЬ. Именно умение нестандартно реагировать позволит детям преодолевать внутренние и внешние препятствия.
Нелинейность системы позволяет полнее отразить вариативность вызовов, приблизить условия к реальной жизни, где непредсказуемость опасности порождает способность искать нестандартные выходы.
Но в процессе этого превращения он так же уязвим, как гадкий утенок, вышвырнутый курами и козлами со скотного двора.
Поэтому, наше терапевтическое сообщество выполняет сразу две функции: заставляет личность развиваться, трансформироваться и охраняет её в особо уязвимый момент смены иерархии ценностей от полного разочарования, уныния или сомнений. Когда организм ослаблен, окружающая среда должна быть по возможности лишена «болезнетворных микробов».
Для того чтобы вернуть детей к полноценной жизни, в обычную социальную среду, необходимо поместить их в особые условия, позволяющие прорабатывать слабые стороны в специально-созданных жизненных ситуациях.
Таким образом, ещё один основополагающий принцип работы терапевтического сообщества — непротиворечивость внешней среды. В школе, на улице и дома ребенок слышит одни и те же истины, привыкает к одной и той же манере поведения, приучается доверять, раскрывается, пробует свои собственные силы в этой безопасной обстановке.
«КИТЕЖ» И СТАНОВЛЕНИЕ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ
В идеале для воспитания нужна целостная система, позволяющая не только моделировать всю гамму вызовов внешней среды, но и регулировать, дозировать их силу.
К этому выводу нас привел тринадцатилетний опыт. Первые лет пять мы были заняты постройками домов и устройством быта, поэтому нам казалось, что дети, живущие в наших семьях и помогающие нам, самостоятельно воспримут наши идеалы и опыт.
Это была иллюзия. Если по-честному, то большинство взрослых, съехавшихся строить счастливое будущее, сами не очень-то верили в эти идеалы. Люди были трудолюбивые, но «реальные». Общинность они воспринимали, как возможность жить без начальства в «хорошо отформатированном социуме». Тонкости воспитания их не очень интересовали. А когда они поняли, что спокойной жизни не предвидится, что нужно менять собственную систему ценностей, изучать основы психологии, выполнять распоряжения педсовета, то сочли за лучшее разъехаться.
На следующем этапе «Китеж» пополнился молодыми педагогами, ориентированными именно на воспитание детей и разного рода социальные эксперименты. Педагогическая сторона жизни резко активизировалась.
К нам приезжали друзья, среди которых была профессура из Москвы; мы ставили спектакли, мы увеличивали нагрузки в школе, мы возили детей в горы Крыма.

На каждого ребёнка была заведена психологическая карта, наши молодые учителя ездили на конференции, участвовали в научных дискуссиях. Я опубликовал книгу «Поколение Китеж».
А потом мы проанализировали результаты двух лет работы и с изумлением отметили, что жёсткие планы и чёткое выполнение сотрудниками методических предписаний не приводят к желаемым результатам. А вот в тех случаях, когда нам удалось увлечь детей общим делом (театр, картины, ролевые игры), разорвать течение обыденности в школе несколькими днями погружения в предмет, учебными поездками в Москву или Калугу, дети делали шаг в своём внутреннем развитии.
Почти научный вывод — перерывы постепенности, попытки выйти из обыденности, резкое увеличение объёма нагрузок, неожиданная смена ритма и последовательности вызовов ведут к расширению детского сознания, накоплению новых знаний или обретению новых качеств.
Противоречия между хаосом и дисциплиной, то есть непредсказуемостью и порядком, существует только в уме человека. Среди природных процессов и форм одно незаметно перетекает в другое. А вот на границе противоположных сил происходит спонтанное возникновение новых форм — самоорганизация. Таким образом, чем больше ситуаций выбора, преодоления, борьбы противоположностей в нашей развивающей среде, тем более сложной окажется и организация личности.
Табурет или стол просты и неоспоримы в своей простоте, в отличие от живого дерева, рост которого возможно описать только с позиции фрактала и квантовой физики.
Личность любого ребенка по своей сути пластична, как и геометрия растущего дерева. Мы можем предсказать общее направление роста, но не количество ветвей. Мы можем поливать и не загораживать солнце, но мы не можем из клёна вырастить яблоню.
Потом оказалось, что к тем же выводам пришли и некоторые наши коллеги из Великобритании. Консультант нашего терапевтического сообщества Д. Дин, обладающий тридцатилетним опытом работы с трудными детьми, сказал, что лучшая среда для развития ребенка -«регулируемый хаос». Всё живое непредсказуемо, но, может быть, поэтому оно и имеет уникальную способность развиваться естественно. Развитие есть последовательность переходов из одного состояния в другое. Каждый момент перехода — самый тонкий, самый непредсказуемый, обладающий наибольшей потенциальной энергией.
Поэтому деятельность взрослых в терапевтическом сообществе «Китеж» регулируется, прежде всего, не должностными инструкциями, а сводом нравственных требований.
Повседневная жизнь строится не по формальному расписанию, а течёт в русле естественного хода событий, которые формируют характер и интеллект наших подопечных. У нас есть и расписание школьных занятий, и распорядок дня, но это только берега, позволяющие формировать поток «вызовов», что помогает детям извлекать уроки и приобретать опыт.
Воспитательная работа становится эффективной только тогда, когда имеет дело с явлениями и событиями, актуальными для детей. Тогда дети перестают быть объектами воспитания, а становятся его активными участниками. Взрослые помогают с трактовкой, осознанием, но опыт дети должны почерпнуть сами в конкретной разнообразной деятельности.
Такой подход требует от сотрудников — учителей и приемных родителей — стопроцентной эмоциональной включённости в ситуацию, что увеличивает психологические нагрузки на всех взрослых.
Ежедневным условием эффективной работы сотрудников становится состояние внутреннего покоя, оптимизма, умение быстро восстанавливать внутренние ресурсы. А для этого требуется постоянная поддержка окружающими, умение объективно оценить собственную деятельность, при готовности обратиться за помощью.
Во взрослых коллективах терапевтических сообществ необходимо поддерживать особое психологическое поле межличностных контактов. Для этого используются следующие психологические методы коллективной и индивидуальной работы: взаимный горизонтальный контроль, консультации специалистов извне и совместный анализ психологической атмосферы. Их цель — выявить личные проблемы сотрудников и способы их преодоления.
В «Китеже» нет педагогики и психотерапии в классическом понимании этих слов. Сама развивающая среда поселения, повседневная активность взрослых и детей и есть главный ИНСТРУМЕНТ терапевтического воздействия. Человек, живущий в терапевтическом сообществе, добровольно и сознательно становится частью развивающей среды.
Важно отметить, что приёмные родители в «Китеже» по большей части непрофессионалы. Это обычные люди со своими ограничениями, проблемами. Они тоже устают, «эмоционируют», вступают в противоречия между собой и с системой воспитания в целом.
Однако каждый взрослый, находящийся в нашем терапевтическом сообществе, независимо от членства в Некоммерческом партнерстве и диплома учителя, является частью развивающей среды, следовательно, он должен стараться соответствовать требованиям, которые предъявляются к профессиональному члену терапевтического сообщества, что означает:
* признание необходимости внутренней работы: сотрудник, не разрешивший собственных внутренних проблем и комплексов, не может быть хорошим учителем и психологом;
* готовность обсуждать открыто в коллективе взрослых все проблемы отношений с детьми и другими сотрудниками, признавать правоту большинства, ставя единство коллектива и интересы детей выше собственного ЭТО;
* стремление избегать высказываний и действий, способных сформировать у детей негативный образ мира;
* умение работать со своими эмоциями;
* стремление постоянно обмениваться мнениями и информацией внутри группы;
* готовность постоянно повышать свой профессиональный уровень;
* понимание, что эмпатия, добросердечность и внутренний покой — это необходимые качества, которые дают право сотруднику работать с внутренним миром детей.
Наш приёмный родитель или воспитатель также динамически развивается в процессе терапии, как и ребенок. По сути дела, у нас нет технологий, которые принято использовать, или описания должностных обязанностей, как совокупности приёмов в чёткой последовательности. Мы относимся к воспитанию как к индивидуальному творческому процессу, поэтому наши методики построены на личностном развитии педагога.
Что такое эмпатия, как не способность входить в состояние другого человека как в некое физическое пространство? То есть быть в сознании другого человека, чувствовать его переживания, воздействовать на образы, которые населяют это сознание?
То, чем учитель привлекает внимание ребенка, зависит от его собственных сильных сторон, то есть интеллектуальных и духовных инструментов. У нас был учитель физкультуры, которого дети просто боготворили. Он умел связать гимнастические упражнения с такими понятиями, как дружба, сила, самоуважение. Тот, кто умеет играть на гитаре, может идти к душе ребенка через обучение авторской песне. Талантливый программист сможет общаться и в процессе познания основ компьютера.
НАШЕ КРЕДО
Мы признаем уникальность развития каждого ребенка, его потребность в индивидуальном подходе для развития только ему присущих талантов, склонностей, черт личности.
Мы не переделываем личность ребенка и не подстраиваем её под социум, а помогаем в индивидуальном развитии и самореализации через освобождение заложенных в нём сил и способностей.
В основе нашей морали приоритет потребностей детского развития. Мы стремимся обеспечить нашим детям наилучшие условия для интеллектуального, эмоционального, физического, духовного и социального развития, чтобы они стали полноправными гражданами обновленной России, уважающими национальные ценности и открытыми мировой культуре.
Мы поощряем в детях любые проявления воображения, любознательности и интеллектуальности.
Независимо от выполняемых функций в жизни сообщества, каждый взрослый член «Китежа» является воспитателем. От гармоничной работы всего коллектива сотрудников зависит полноценность развивающей среды, то есть эффективность терапевтического воздействия общины на каждого ребенка.
Распределяя взрослые роли среди членов команды, мы моделируем соответствующие «вызовы» окружающей среды, которые помогают поощрять практику разделения ответственности между взрослыми и детьми.
В развитии проекта «Китеж» мы видим создание полноценного сообщества, признающего приоритет проблем детского развития над взрослыми проблемами. Мы создаем предприятия и службы, формируем должностные обязанности и распорядок дня так, чтобы удовлетворить потребности детей, для которых «Китеж» стал родным домом и миром.
Стремление к развитию и адекватная самооценка создается в условиях реальной жизни в терапевтическом сообществе, а не в искусственной атмосфере детского учреждения.
В процессе общения с детьми, а именно на этом и строится воспитание, не может быть лжи и игры; дети это сразу замечают, и воспитательный эффект таких действий равен нулю.
Таким образом, для комплектации наших терапевтических сообществ необходимо искать людей с особым складом характера, предрасположенных к открытому общению, к самореализации в профессии педагога и воспитателя.
Мы ищем соратников, готовых создавать сообщества, основанные на нашей модели.
Терапевтические сообщества не строят, их выращивают!
Что такое «Орион»?
По модели «Китежа» группа его выпускников начала «выращивать» новый проект для детей-сирот «Орион». Глава Некоммерческого партнёрства «Орион» сейчас — Маша Пичугина, которая выросла и получила образование в «Китеже».
«Орион», как и «Китеж», оставаясь ещё одной гуманной альтернативой детскому дому, в то же время превратится в учебно-исследовательский центр, ориентированный на подготовку специалистов и создание развивающей учебной среды для будущих социальных работников и приёмных родителей. В Москве, Калуге и многих других городах есть институты, которые готовят социальных работников, но они познают тонкости своей профессии «заочно», в то время как китежские дети (многие из них в прошлом сами сироты!) хорошо знакомы с практикой психолого-терапевтической и социальной работы.
Мы видим преимущества работы «Ориона» в следующем:
* адресная социальная поддержка семей, готовых принять на себя ответственность за профессиональный подход к воспитанию и обучению детей-сирот;
* развитие образовательного процесса, создание «технологической» цепочки от детского сада до института и производства; помощь детям- сиротам и приёмным родителям в решении психологических проблем;
* создание культурного центра с ориентацией на привлечение деятелей искусства и науки к работе с детьми;
* укрепление гражданственных и патриотических основ в тех регионах, где будут создаваться посёлки.
На протяжении тринадцати лет к нам приезжали сотни добровольцев, желающие посвятить свою жизнь работе с детьми, и лишь немногие обладали необходимыми качествами характера и способностями для реализации своей мечты.
Тем не менее, такие люди есть: я встречал их и во время поездок по России на лекциях и семинарах. Как правило, их немного, и они находятся на периферии современной общественной жизни. Люди, которые хорошо понимают детей, как правило, делают это в силу того, что и их личности сохранили детские черты: непосредственность поведения, наивность, веру в идеалы, часто, склонность к поэтическому или философскому осмыслению мира.
Всё это не способствует успешной карьере в современных секторах производства или бюрократическом аппарате. Но эти люди, оказавшиеся «выброшенными» из основного жизненного потока, могут реализоваться с успехом для себя и огромной пользой для дела в рамках детских поселений.
Работа приёмного родителя требует такой полной отдачи себя служению детям, такого неформального подхода, что материальное благополучие, как результат этой работы, занимает второстепенное место. Зарплата необходима, чтобы сознание родителя и учителя не было занято поиском средств к существованию. Но деньги не могут быть стимулом для подлинного творческого взаимодействия педагога и ребёнка.
Для организации деятельности сообщества, работы с бухгалтерией, координации взаимодействия с государственными органами и корпорациями необходимо несколько личностей, идейно близких, но при этом обладающих навыками руководства, организаторскими способностями и специальными знаниями. Разумеется, в этой ситуации существует соблазн обратиться к наёмным специалистам, что невозможно, поскольку только знание внутренней специфики творческой работы специалистов поможет принимать максимально объективные и верные решения.
Изначально мы набираем в наше сообщество людей, движимых мечтой сделать мир лучше; эта мечта может принимать разные, подчас наивные формы, но она всегда становится стимулом для действия, для изменения своей личности (в рамках внутренней работы) и жизни в необычных условиях.
Что ж, в этой главе я познакомил Вас, уважаемый читатель, критик или ищущий помощи и поддержки родитель, с основными принципами работы и системой мышления педагогов «Китежа» и теперь уже и «Ориона». Дальнейшее изложение есть расширение и иллюстрация отдельных тезисов и предположений. Те, кто не нашли в прочитанном никаких совпадений с образом мира, царящим в их сознании, могут закончить чтение именно в этом месте. Практиков же я прошу продолжить нелёгкое путешествие в мир детских сомнений, страхов и радостей преодоления; в мир педагогического поиска, который происходит в пространстве «здесь и сейчас», в каждой новой ситуации столкновения ребёнка с незнакомой, а потому пугающей реальностью.
Время
Ни логики, ни боли — ничего.
Пустая ночь, нехоженная мною,
Оставленная всем до одного,
Истекшая минутою одною.
Рассыпались песочные часы,
Распался в прах песок, и ветер-время
Доносит до последней полосы
Опавших листьев пламенное племя.
Трофеи не мои, и странный звук
Пластинки на немецком, на жестоком
Напоминает гулкий сердца стук
В тот миг, когда бросаются от окон,
Когда, скрываясь за стеною штор,
Я продаю себе за 10 тактов
Украденный у жизни разговор
И хаос чувств за картотеку фактов.
Этюд
Горячий кофе поутру,
Пушистый кот мурчит и вьется
В ногах, глаза — как два колодца;
И снег струится на ветру
За дверью, там, где тишина,
Где все застыло в странном танце,
И снежные протуберанцы
Не досягнули до окна,
Застыл у края грозный ком,
Что мчался вниз по скату крыши…
Вот так, не видя и не слыша,
Зима выходит босиком.
Эти строки написала наша выпускница Валентина Канухина. Не Китеж сделал ее одаренной, но наша среда помогла ее душе стать сильной и свободной.

Так что мы все-таки питаем? Интеллект? Чувства? Душу? Чаще всего выбор зависит от родителей, которые принимают решения за своих детей, на том основании, что последние еще не способны мыслить.
Некоторые пытаются развивать интеллект, считая, что так делают ребенка более разумным, облегчают ему задачу выживания в нашем мире.
Но по большому счету, даже это спорно. Одностороннее развитие интеллекта может помочь вашему сыну обыгрывать компьютер, но никак не повлияет на способность быть по-человечески счастливым. И далеко не всегда большой набор знаний является синонимом разумности.

Иногда к нам обращаются родители из нормальных семей с просьбой помочь. Обычные проблемы: девочка грубит и таскает маму за волосы. Мальчик берет из кармана родителей деньги, молчит, а когда не молчит, то хамит. Просьба родителей — убрать эти проблемы и сделать ребенка снова послушным и любящим. Начинаешь беседовать с родителями и понимаешь, что просьбу они по стеснительности четко не сформулировали. На самом деле они просили сделать ребенка управляемым, а если речь и шла о его способности к любви и сочувствию, то подразумевалось, что эти качества должны быть направлены исключительно на семью.
Тут мы сталкиваемся с вечной нравственной проблемой — обучать ребенка жить ради себя или учитывать интересы общества и государства. Казалось бы, с точки зрения выживания в современном обществе «победившего индивидуализма» самым разумным с точки зрения родителей был бы следующий заказ воспитателям: «Сделайте моего ребенка, хитрым, равнодушным к чужим страданиям и способным манипулировать другими людьми себе на пользу».
Но, во-первых, это может обернуться и против вас, а во-вторых, нанесет ущерб психологическому здоровью растущей личности.
Обучая детей решать задачи, необходимые для выживания в обществе, с позиции эгоизма, взрослые часто разрушают какой-то более тонкий слой личности ребенка, в котором находятся потребности более высокого порядка.
Ограничив свое представление о счастье только личными интересами, человек волей-неволей ограничивает и свою способность действовать и чувствовать в окружающей реальности. Его развитие будет сдерживаться привычкой не выходить за рамки собственной личности.
Внешний мир остается как бы за скобками. Пытаясь обезопасить ребенка на будущее, родители учат его не доверять чужим, хитрить, использовать окружающих в своих целях. Что делать — так устроен наш мир. Ребенок осваивает эти инструменты воздействия и в первую очередь испытывает их на своих ближних. А они-то хотят от него любви и признательности, но только для себя, так сказать, «любви по вектору». Но это ошибка. Можно воспитать способность любить, то есть одарить ребенка этим драгоценным качеством, но за ним остается решение, как его использовать. Если вы воспитаете ребенка правильно, то его любви хватит и на вас.
И интеллектуальная, и чувственная стороны личности развиваются в полную меру в движении вовне, в стремлении установить все более разнообразные многоуровневые связи внутреннего «Я» с окружающим миром. Это стремление определяется на человеческом языке как интерес к нуждам окружающих, сочувствие, эмпатия, любовь. В итоге, личность соединяет себя с окружающим миром миллионами нитей, становясь частицей этого мира, тем самым, увеличивая количество каналов получения позитивных впечатлений, укрепляясь в ощущении своей неслучайности, внутренней полноты и ощущения связи со всем миром. Ребенок, смотрящий на окружающий мир лишь с позиции собственной выгоды, лишается тем самым, и возможности развития собственной личности. Он воспринимает окружающую среду как нечто инородное и враждебное, а отнюдь не как питательную почву, способствующую его росту. Но я без преувеличения могу сказать, что за всю жизнь не встретил ни одного человека, способного жить в состоянии счастья, опираясь только на собственные внутренние резервы.
Я ничего не имею против разумного эгоизма. Именно исходя из интересов собственного ребенка, я рекомендую родителям стремиться заложить в своих детей интерес к окружающим людям, любовь к природе, умение ощущать радость от соприкосновения с величием мира. Такая личность будет легче переносить и восполнять потери, которые неизбежны на жизненном пути, ей всегда будет проще найти повод для радости в любой ситуации, так как ее внутренний мир будет неизменно богаче заключенного в узкую сферу мирка эгоиста.
Человек как общественное животное просто не может быть счастлив в одиночку. Но ощущение счастья рождается у человека только тогда, когда он реализует исключительно свой собственный жизненный план, пусть даже это план умереть за человечество. Чужое счастье просто не подойдет ему по определению. Вот сытость, равно как тупое безразличие, лишены черт индивидуальности. Но они преходящи. Зато счастье — это состояние, а не реакция на раздражитель, поэтому никогда не лежит на поверхности нашего сознания. Жить сильно, чувствовать глубоко. Где этому учат, какая профессия это обеспечивает? Жить и чувствовать нас обучает реальная жизнь, борьба за свои ценности или ценности того общества, которое вы считаете своим, погоня за идеалом, душевные муки, короче, все то, что делает жизнь сложнее и заставляет нас развивать свои лучшие человеческие качества. Любая остановка на этом пути означает равнодушие, угасание чувств, потерю мотива для сверхусилия и, в конце концов, ощущение бесцельности собственного существования. Исходя из вышесказанного, вы и сами можете сделать вывод, как вашему ребенку лучше выстраивать траекторию накопления жизненного опыта, в каких условиях он скорее почувствует радость бытия, научится опираться на свои внутренние силы, станет независимой личностью, способной чувствовать глубоко и жить ярко. Пусть не каждый день, но все-таки достаточно часто иметь желание сказать: «Я счастлив».
А у того, кто от страха и боли, пережитых в детстве, выбрал покой и сытость, в конце жизненного пути — ноющая тоска под сердцем от того, что не использовал возможности, не реализовал величайший дар, не пошел по заложенному от рождения пути к высшим духовным переживаниям, к высшим состояниям человеческого сознания.
Но этими проблемами у нас занимается религия, а психология почему-то робеет, или психологи уже все состоялись как личности и решили проблему, по крайней мере, собственной самореализации.
Воспитание, как и политика,- это искусство возможного. Невозможным занимается война, но разве кто-нибудь из нормальных родителей хочет воевать с детьми? Тогда не ставьте недостижимых целей. Помните, что хоть вы и помогли маленькому существу явиться на свет, но это еще не делает вас Творцом или Хозяином. Существуют врожденные черты личности, которые мало меняются с возрастом. Бесполезно переделывать тип психики, присущий ребенку от рождения. Его надо распознать и принять, затем разумными воспитательными действиями сглаживать проявление тех черт, которые могут повредить ребенку в будущем. А еще в глубинах личности заложены специфические, только ей присущие комбинации талантов, целей, слабостей, в конце концов. И не будет покоя взрослому, если что-то не отыграно в детстве, если не опробованы предначертанные роли, не совершенны ошибки и не найдена дорога к собственной судьбе.
Это путь к счастью и самореализации вашего ребенка. Вы можете сбить его с пути, можете заставить реализовывать ваши собственные мечты, только не ждите потом, что он скажет вам спасибо. Такой подход к воспитанию ничего общего не имеет с обычным послушанием, которого требуют доминантные родители. Конечно, при определенном упорстве, ребенка можно вогнать в узкие рамки ваших ожиданий и сделать управляемым. Но тогда откуда же в нем возьмется способность находить выход из нестандартных ситуаций. Впрочем, ребенку с большим запасом внутренних сил необходимость строить отношения с умными и сильными родителями может пойти и на пользу, как дополнительная тренировка.

«У меня была подруга с очень «продвинутыми» родителями. Они прочили ей хорошую карьеру, и поэтому с детства отдали ее в спецшколу и вообще требовали хорошо учиться и заниматься дополнительно. Они считали, что все делают так, как надо. А их дочь уже в одиннадцатом классе втайне жаловалась мне, что ее тошнит от необходимости поступать в экономический институт. Но они умели настоять на своем. В институт она все-таки поступила, потому что была неглупа и образование ей дали хорошее. Вот только это шло вразрез с ее внутренним стремлением! Кончилось дело тем, что она ушла из института. В ответ ее отец заявил, что она неблагодарная и дальше пусть рассчитывает только на себя. Но это ее не смутило! Она нашла работу и поступила в институт иностранных языков. Сейчас она учится на переводчика и вполне счастлива. Спустя некоторое время она помирилась с родителями. Видимо, они поняли, что она бросила экономику не потому, что обленилась…» (Рассказ одного из китежских преподавателей).
Опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Строить отношения можно только с теми детьми, которые доверяют вам настолько, что готовы обсуждать проблемы ваших отношений, даже возражать вам. Вы же все равно в более выгодной позиции, поскольку обладаете жизненным опытом, значит, в дискуссии, скорее всего, победите. А выйти на уровень заинтересованного обсуждения можно только тогда, когда вместо личины «послушного ребенка» вам, родителям, предъявляется реальный образ с обидами, болью, ожиданиями, только тогда, как говорим мы в Китеже, шестеренки зацепятся. Ваш образ мира начинает воздействовать на образ мира вашего ребенка благодаря трению, которое существует между вами. Теперь просто подумайте об этом.

Младенец в благополучной семье принимает как само собой разумеющееся то, что он радует окружающих просто тем, что существует. А вот подрос — и грустное открытие: на него теперь часто не обращают внимания, нужно затрачивать много усилий, чтобы невидимый мир человеческих отношений хоть иногда становился мягким и податливым. Ребенок начинает усиливать давление на внешний мир, пытаясь в беспорядочном взаимодействии выяснить, какие способы влияния наиболее эффективны. Заплакал — принесли конфету, значит, этот образ заносится в файлы памяти. Некоторые дети обнаруживают, что родителями и бабушками удобно управлять посредством крика и слез. Другие обнаруживают, что вокруг вообще ничего не поддается управлению, а, наоборот, несет постоянную, непредсказуемую угрозу. Крики, шлепки, замечания… Те, кому повезло с родителями, привыкают к тому, что с окружающими людьми можно договариваться. Но далеко не сразу. До этого родителям все равно придется помочь ребенку расстаться с иллюзиями о том, что весь мир кружится вокруг него.

Святославу исполнилось три с половиной. Он любил «беситься» с двенадцатилетним братом Ваней. По-видимому, помимо получения чистой радости от игры, он еще был занят утверждением собственного равноправного с братом положения. Думать так мне дает повод особая придирчивость, с которой Светик отстаивал собственный суверенитет в этих играх. «Отдай мне мишку, догоняй меня, эй, не трогай меня за руку». Играли, толкались, хохотали до икоты… Ваня устал и сказал Светику, что пора готовиться спать. Светик отмахнулся от такой перспективы. Ваня как старший пытался настаивать. Тогда Светик замахнулся на него кулаком и встал на его пути, чем спровоцировал ответную реакцию. Ваня, разумеется, толкнул его. Что тут началось! Рев, возмущение: «Мне больно, меня обидели».
Наши попытки урезонить его: «Но ты же сам только что смеялся, когда тебя толкали, ты и сам толкал Ваню» — ни к чему не привели. Светик был непреклонен. Он весь вечер «нудел», что Ваня его больно толкнул. Даже сам Ваня, в общем-то не чувствуя за собой вины, начал извиняться. Мы с Ириной долго объясняли Светику, что дружеский толчок — это еще не повод для обиды. Но он внутренне очень точно разделил толчки, полученные во время игры и тот, последний, которым Ваня пытался поставить его на место. Больно было не его телу, больно было душе. Но этого-то Светик объяснить нам не мог. Его душа, глубоко задетая допущенной несправедливостью, болела целую неделю. Потом, казалось, забыл. И вдруг ранним, солнечным утром Светик решил «стать хорошим» и начал перечислять свои обещания: быть послушным, много кушать, не плакать. Среди прочих позитивных намерений, вдруг слышим:« И я больше не буду обижаться на Ваню за то, что он меня тогда толкнул».
— Это уже смахивает на фобию, — испуганно заметила жена.
— Может это означает, что раз отпечатанное в сознании, не стирается никогда. Так накапливается информация о несправедливостях и болях жизни. Что там еще отложилось, о чем мы не знаем? Что, пропущенное нами сейчас, вылезет на поверхность через десять лет?
— А если проникнуть к файлам, где заархивирована эта нелепая обида, и стереть?
— Не стереть. Там, ведь, и много полезного заархивировано. Поэтому, наверное, Создатель так защитил каждую индивидуальную систему. А то много бы нашлось программистов, желающих влезть в нашу «базу данных».
— А как же заставить его расстаться с обидой на Ваню?
— Вырастет — осознает. Ты смотри, он же с чего сегодня утро начал — с ревизии собственной внутренней программы. «Я буду хорошим!» Значит, желание «апгрейдить» себя присутствует в нем как изначальная данность.
Но хватит ли у личности силы и мужества по мере роста и дальше заглядывать в себя и находить ошибки программы? Именно в этом должны помочь родители!
МЕЧТА
Многие люди с детства ощущают заложенную в них программу развития как призвание. Практически все известные исторические личности — будь то политики, писатели или духовные подвижники, обладали способностью ощущать свое предназначение. Если воспитатели пытаются навязать детям свою программу, то они волей-неволей вызывают у личности внутренний кризис, провоцируют ее на дополнительное сопротивление.
И еще раз повторю: я считаю попытку родителей навязать ребенку реализацию собственных несбывшихся мечтаний нарушением фундаментального права человека. Ребенок пришел в мир со своей программой. И только ее воплощение может сделать его счастливым. Я не берусь судить, когда мечта входит в наше сознание, может быть, еще до рождения, как некоторое предощущение человеческим существом своего предназначения, судьбы. Потом, когда мы обучаемся описывать мир в терминах, присущих нашей культуре, мы находим образы вовне и помещаем в них свою мечту или, скорее, ее отблеск. Потому что истинная, всеобъемлющая мечта, призвание, не может быть отражена в простых человеческих терминах. Мы осознаем лишь отдельные грани, ступеньки этой мечты. Именно преодоление этих ступенек пробуждает в нас волю, желание, охоту. Именно поэтому, я считаю мечту такой же первоосновой человека, как сексуальный инстинкт, любознательность или страх смерти. Человеческое существо не способно к концентрации, если не ощущает настоящей потребности. Возьмите человеческую историю или собственные воспоминания. И просто вспомните, что заставляло действовать вас или великих исторических личностей. Почти всегда вас побуждала к действию мечта, большая или маленькая — другой вопрос. Мы уже договорились, что эта мечта — так или иначе отражение в человеческих образах ВЕЛИКОЙ МЕЧТЫ, которую, очевидно, осознают единицы.
Для нас с вами, применительно к нашим задачам, достаточно констатировать терапевтический эффект, который может быть достигнут простым возвращением проблемного ребенка к его мечте.
Заметьте, я говорю именно о возвращении, потому, что я уверен, что мечта уже существует в каждом, просто неблагоприятные обстоятельства заставили потерять к ней дорогу и забыть о ее существовании. Мечта в том или ином варианте обязательно присутствует в любой сказке и в любом мифе: превратиться в лебедя, выйти замуж за принца, обрести молодильные яблоки. Даже у колобка была своя мечта — мечта о свободе. Русская народная культура, можно сказать, с рождения раскрывала перед ребенком бесконечную череду сказочных образов мечты. Ребенок скользил по ним до тех пор, пока не находил ту мечту, которая вдруг не начинала осознаваться им (узнаваться) как своя.
Научно это пока не доказать, по крайней мере, признаюсь, что у нас, практиков, на это нет времени. Но именно этот практический опыт вновь убеждает в бесполезности воспринимать человеческую личность механистически и пытаться управлять ею как компьютером.
Увы, современное общество ограничивает перспективу личностного развития «культурным» взглядом на мир, то есть общепринятыми ожиданиями.
Как в нас появляется мечта? Привносится ли мечта извне в результате случайных столкновений с жизнью или просто пробуждается в глубине нашего существа (в душе) как попытка осознать свое предназначение, или совсем грубо, как активизация некой программы, заложенной в человеческое существо свыше. На эти вопросы пока дают часто взаимоисключающие ответы различные религии. Наверное поэтому в научной среде рассуждать о них как-то неловко.
Скажите, можно ли уговорить подростка рано вставать, делать зарядку, бросить курить, апеллируя к их чувству ответственности за собственное здоровье? Юноши и девушки не заботятся о здоровье, пока его не потеряют. Но мы в Китеже смогли увлечь детей занятиями восточными единоборствами, показав фильмы о мастерах, владеющих «сказочными приемами борьбы». А какой парень не хочет быть суперменом? На следующей стадии взросления удалось расширить их понимание проблемы собственного здоровья до размышлений об общей гармонии мира, который их окружает и о необходимости его защищать. Мы говорили о патриотизме, об ответственности каждого за благополучие всех. Так у наших старших детей появился образ будущего Китежа — мечта о сообществе, где никто не курит, не болеет, где все умны, красивы и внимательны друг к другу. Они осознали свою ответственность за то, каким вырастет в Китеже следующее поколение. И, о чудо, дети перестали опаздывать по утрам на общую зарядку, старшие бросили курить, стали больше заниматься с младшими спортом.
Новая мечта стала стимулом для изменения всей детской культуры Китежа. Помимо понимания того, что делать, у ребенка, решающего задачи развития, должна быть и дополнительная энергия для действий. Именно мечта способна склонить нас к жертве временем, собственным комфортом, материальными благами. Она позволяет трансформировать личность быстро и безболезненно, так как сама индуцирует внутреннюю энергию -энергию желания.
Попробуем очень схематично очертить механизм выбора человеком жизненных ценностей и попытку проложить, опираясь на них, путь к своей мечте.
Конечно, вопросов здесь будет больше, чем ответов.
Человек действует — учится, работает, но, по сути, выстраивает межличностные отношения и продвигается к каким-то личным целям. Одни делают это хорошо, другие плохо.
У хотения есть разная интенсивность: для одного хотение становится как бы спусковым механизмом для включения внутренних ресурсов, для другого — просто душевным движением, которое не способно ничего изменить ни в нем самом, ни в окружающем мире. Практический опыт привел меня к выводу, что и эти внутренние механизмы подлежат тренировке и развитию. Например, маленький ребенок захотел конфету. Конфета лежит на полке. За ней нужно залезть. Ребенок лезет за конфетой, преодолевая страх, собственную лень. Добившись конфеты, он получает удовольствие не столько от съеденной сладости, сколько от ощущения победы. Это ощущение закрепляется в нем чередой успешных попыток по преодолению трудностей. Каждый из нас может привести тысячи примеров, когда преодоление трудностей само по себе приносило человеку огромную радость и удовлетворение. Человек, знающий, что он в любой момент способен на волевое усилие, чувствует себя более уверенно в этом мире. Некоторые дети, которых мы научили преодолевать лень, привлекли к утренней пробежке, физическим тренировкам и купанию в холодной воде, потом признавались нам, что они ощутили, как их мир стал управляемым. На самом деле, они просто впервые ощутили, что могут контролировать свои желания и поступки. В примере с утренней зарядкой мотивация приходила извне. Такой тип мотивации позволяет тренировать волевые качества, но не может помочь человеку выстроить всю свою жизнь. Для того, чтобы растущая личность научилась опираться на свои внутренние ресурсы и не прекращала усилий, толкающих к развитию, ей нужна мечта. Вообще говоря, любая мечта, пускай иллюзорная. Лишь бы она давала топливо для постоянных волевых усилий. Родители, которые из соображений безопасности пытаются «спустить» ребенка с небес на землю, не столько развивают его практическую хватку, сколько лишают стимула к развитию.
Мечта представляется мне обязательной частью детского образа мира. То, что взрослые ее часто забывают, отнюдь не свидетельствует о ее отсутствии. Скорее всего, она продолжает существовать, вытесненная на задворки бессознательного. Зато как часто говоря о какой-нибудь личности, достигшей известности, власти или благополучия, мы используем понятие «воплотил мечту», «предан своей идее», «не разменивается на мелочи»». К. Кастанеда пишет о «нерушимом намерении» как обязательном условии, позволяющем магам управлять реальностью. Что такое нерушимое намерение, как не мечта, полностью воплощенная в волю.
И поистине магическим достижением выглядит в наше время умение добиваться своего, воплощать задуманное, управлять собой.

ПРОГРАММА ПОБЕДЫ
Ребенок (ребенок, живущий во взрослом) избегает столкновения с препятствием, прекрасно зная, что столкновение принесет боль. Нормальный взрослый тоже все знает про боль, но он привык тому, что эта боль переносима, а главное, что за ней обязательно следует приз, некое достижение, которое и заставляет терпеть. Этот опыт заключен в достаточно простые для нас формулы: «Без борьбы нет победы», «Радость преодоления», «Если долго мучиться, что-нибудь получится». Но у ребенка отсутствует способность смотреть так далеко в будущее. Ребенок хочет всего здесь и сейчас, и для него просто не существует будущего, отнесенного на несколько лет вперед (ему ведь и правда не удалось еще испытать, как ведет себя жизнь на таких длительных промежутках). Способность чувствовать время и тем более прогнозировать последствия появляется как результат «проживания», то есть обретения собственного жизненного опыта. Взрослый, боящийся идти на препятствие, может быть, и догадывается, что преодолев его, он получит награду. Но опыт предыдущих поражений, а также укоренившаяся привычка (программа) не растрачивать силы, так как всё равно выйдет одно разочарование, лишают веры в успех. Отсутствие веры не позволяет мобилизовать внутренние ресурсы организма, так необходимые для победы. В результате, поражение почти обеспечено.
У наших первых детей, прошедших через Китеж, даже на стадии окончания школы были ярко выраженные рефлексы воинов разбитой армии. Не все, но многие из них, даже получив неплохое образование в Китежской школе, не верили в возможность победы. Поэтому, готовясь к экзаменам, просиживая помногу часов над учебниками, они все равно подсознательно ждали провала. Это ожидание мешало «полностью выложиться», напрячь все силы. Сидя над учебниками, они не могли себя заставить думать о той радости, которая ожидает их в недалеком будущем. Не веря же в будущее, они не могли притянуть к себе в настоящее и стимул в виде образа одержанной победы.
Впрочем, у большинства из них нет образа счастливого будущего. Один наш десятиклассник сообщил в интервью корреспонденту, что когда вырастет, то пойдет в армию, потом выучится на тракториста и сопьется. Другой выпускник сказал буквально следующее: «Я уверен, что как-то устроюсь. Уж свои-то триста долларов я всегда заработаю. А потом хочу открыть фирму».
Эти образы будущего взяты из очень бедной колоды и мало подходят под те реальные задачи, которые придется решать нашим выпускникам. Если же эти образы не убрать, то можно предположить с вероятностью 90%, что, живя по тем образам, которые уже заложены в детском доме, действуя по ним, то есть по готовой программе обид, конфликтов и недоверия, дети попадут в колонию или сопьются.
И главное, что в этом не виноваты сотрудники детских домов. Они и кормят, и учат, и даже жалеют!
Поэтому в настоящем для них оставалась только усталость от бессмысленного в их понимании напряжения. Разумеется, все мы знаем из истории случаи, когда люди преодолевали тяжелые жизненные обстоятельства раннего детства и затрачивали огромную энергию, чтобы изменить свою судьбу, например, вырваться из нищеты или безвестности. Думаю, здесь нет никакого противоречия. Я уверен, что если бы мы могли проанализировать первые годы из жизни этих людей, то есть время, когда закладывается программа, там нашлись бы незаметные для последующих биографов моменты обретения опыта победы. Чисто схематически это могло бы выглядеть вот так: проголодавшийся малыш (возможно брошенный родителями), лезет за яблоками. Он затрачивает огромные усилия на свою первую попытку. Он пыхтит и срывается с ветки, за которую пытался ухватиться. Но его гонит реальный голод, незнакомый детям из благополучных семей. Если в результате усилий малыш получит яблоко, например, совершенно случайно упавшее с ветки, то в память победителя навсегда уляжется связка образов действия и сладкого вкуса его результата. Если по счастливой случайности ребенок еще несколько раз получит подтверждение этой цепочке взаимозависимостей, то, скорее всего, став взрослым, будет подсознательно ждать успеха от своих упорных действий. Что интересно, такой подход к жизни будет обеспечивать ему частые победы и достижения, постоянно подтверждая полученную ранее программу.
Случай из жизни
Святослав полез на высокую горку. Ноги и руки пока не доставали до ступенек. Свалился. Пока он искал в своем сознании соответствующую реакцию, то есть раздумывал плакать или ругаться, я похвалил его за отвагу. «Ты молодец! Другие дети в твоем возрасте сюда бы и не полезли. А тебе не страшно. Ты упал и не плачешь. Значит, завтра я РАЗРЕШУ ТЕБЕ СНОВА ПРИЙТИ СЮДА И ПОПРОБОВАТЬ ЗАЛЕЗТЬ. ТЫ СМОЖЕШЬ». Заметьте, если бы я запретил попытку или дал бы ему расплакаться, в сознании осталась бы память о неудаче. Вместо этого он слышит волшебное слово «разрешу». Он победил, пусть даже, и не понимая в чем, пусть и не планировал он добиваться какого-то разрешения. Кто из нас станет омрачать ощущение победы размышлениями о нюансах? На следующий день Святослав не высказал желания пойти на горку. Осторожность взяла верх, а я не настаивал. Через неделю или две (точно не помню) он накопил достаточно решимости, чтобы предпринять еще одну попытку. Я даже не берусь вспомнить, была ли она успешной. Но в пять лет он уже не боялся лазить по настоящим горам в Крыму.
Опыт собственной интроспекции
Мне четыре с половиной года. Я впервые выехал из Москвы на природу. Мы с мамой в профсоюзном санатории под Москвой на Клязьминском водохранилище. Помню непривычный запах сардельки за завтраком и запах лыжных мазей и снега. Почему все-таки запахи особенно запомнились? Там мама впервые поставила меня на лыжи, да еще и без палок, чтоб я лучше научился скользить по лыжне. Сказала, махнув варежкой в сторону огромных заснеженных елей: «Я буду там». И уехала попеременным двухшажным ходом. Я помню просеку в лесу, среди снежных деревьев, помню, как бежал (то есть скользил) за мамой. Плакал, но старался. Видимо, тогда невозможны были привычные эмоциональные реакции, потому что, само место, в котором я оказался, было абсолютно непривычно. Совершенно не помню, как она вернулась, что я там себе думал, обижался или радовался. Все стерто. Но помню, как мы стояли среди елей, похожих на великанов в доспехах из снега, и мама, показывая на маленькую елочку в сияющей снежной вате, говорит: «Смотри, чудо, как в сказке!» И я понимаю, без капли удивления, что, да, это и есть чудо, как в сказке. Теперь я могу обозначить испытанные мною тогда чувства, как «благоговейный восторг перед красотой и величием природы». Но тогда я не знал таких слов. Я запомнил, что живая природа — это чудо. С тех пор она тем и осталась для меня. А, когда мы идем со Святославом в лес, я ловлю себя на том, что моими первыми словами обычно бывают слова: «Смотри, чудо, как в сказке!» Я видел много удивительных мест в разных уголках земного шара. Но место «первого очарования» уже занято елями в снежных шапках. И когда я слышу словосочетание «как в сказке», я все равно сначала вижу именно этот образ…
Но почему так? Ведь и до и после, мне мама показывала много дивно красивых уголков России, возила на выставки, в музеи, рассказывала, привлекала внимание, дарила все, чем обладала сама. Значит, в тот момент в лесу во мне была открыта какая-то волшебная дверь души, позволившая образу беспрепятственно войти и закрепиться.
Мне четыре года, я снова без палок бегу по лыжне, но рядом со мной мама. И я, похоже, слышу ее голос, или мне кажется, что слышу: «Скользи. Тебе не нужны палки. Просто чувствуй лыжню и скользи». Наверное, тогда мне было не очень удобно, все-таки это была первая неделя, как я встал на лыжи. Но я уже чувствовал, что умею, и радость растущей уверенности побуждала меня рваться вперед.
Вслед за этим воспоминанием проступает следующее: мы с мамой в волнах Черного моря. И снова строгий, но заботливый голос говорит: «Скользи, дай воде тебя нести, не надо усилий». Голос звучит как команда, но для меня он знак силы и заботы. Все мое тело при этом воспоминании испытывает радость, наслаждение, легкость, словно во время полета во сне. Плавание в Черном море началось для меня в шесть лет. Мы с мамой много раз потом плавали вместе, но новые впечатления просто вложились, как матрешки, в первое, самое мощное, которое ничуть не стало бледнее и слабее от такого наложения. Очевидно, эти позднейшие впечатления его только усиливали. С тех пор зимняя лыжня под елями и соленая гладь Черного моря — это места моей силы.
О Клязьме я осознанно вспоминаю, наверное, впервые за сорок лет, но именно команда «Скользи!», полученная в то время, легла в основу какой-то более широкой жизненной программы. И я всегда скользил. Сколько себя помню, я никогда не лез на препятствие, не прошибал стенку лбом. Но и длительная остановка вызывала во мне чувство неудобства, «неправильности» жизни, словно какой-то голос в подсознании всегда требовал от меня скользить, обтекая препятствие, опираясь на силу потока, несущего меня. И еще, что немаловажно, когда это получалось, я всегда испытывал ощущение радости и блаженства. Так было в лучшие дни строительства Китежа, так было в любви, так было сейчас, когда я писал страницы этой книги.
Базовое представление о радостном многообразии мира и моих возможностей было заложено именно тогда — в четыре с половиной года на Клязьме. И была эта информация столь плотной, полной и живой, что просто не впускала ничего иного в Образ Мира.
Там же, в пансионате на Клязьме, я свалился со второго этажа кафе лбом на каменный бордюр, можно сказать на глазах у мамы-врача. Помню; запах земли, которая осыпалась со лба, когда я встал, не понимая что случилось, но уже чувствуя себя виноватым перед мамой и раздумывая плакать или нет. Потом — я лежу на руке моей мамы, и рука эта красная от крови. Я все-таки плачу… Шрам до сих пор у меня на лбу.
Но эти воспоминания не окрашены ни страхом, ни болью. Кровь и боль одного момента не смогли стереть продолжительного, всесильного в своей убедительности чувства радости при виде блистающих под солнцем снегов и обретенной уверенности в себе при звуках маминого голоса: «Скользи! Молодец!»
В двенадцать, находясь у дедушки в Арзамасе, я руководил отрядом, рыцарей, которые в дерзкой атаке, опрокинули стойкое сопротивление отряда, собранного на соседней улице.
А потом мы играли с ребятами из деревни, забили гол, и нам банально, по-бытовому, «набили морды». Я с изумлением обнаружил тогда, что не могу сопротивляться. И не то, чтобы страх сковал меня. Я просто впервые попал в такую ситуацию. Это была не игра в рыцарей, а реальность, совершенно по-иному окрашенная. И у меня не оказалось образа действий в этой реальности.
Это я сейчас это хорошо понимаю. А тогда был просто шок. Я помню, что неделю боялся выходить на улицу, еще месяц — уходить дальше своей улицы. Я даже не испытывал стыда, настолько был силен простой человеческий страх.
«Скользи», — говорила мне мама в детстве. Я не пошел мстить, так как хорошо осознавал свою слабость, но и не впал в отчаяние. Я начал заниматься борьбой, чтобы перестать испытывать страх. Я записался с секцию уникальной русской борьбы Самбо (самооборона без оружия), созданной Харлампиевым на основе изучения восточных единоборств.
Я захотел стать свободным. Я всегда хотел жить в обществе свободных людей. Но свободу я теперь понимаю как свободу мыслить вне навязанных стереотипов, чувствовать не по заданной программе. Судя по тому, как развивается человеческое существо, этого от нас, в конечном счете, и добивается эволюция.
Конечно, в моей жизни было много и побед и поражений, как и у любого. Но я сознательно искал в своих поражениях луч надежды, каждый раз убеждая себя, что победа будет. Однажды, мне приснилось, что за мной гонится некто. Помню ужас, который толкал меня вперед, вдоль каких- то высоких кустов, словно я пытался в них спрятаться, — от этого ужаса я и проснулся. Но, осознав, что это был лишь ночной кошмар, я мгновенно заставил себя опять погрузиться в сон, вернуться на то же место и сказать самому себе (а, может быть, тому, кто меня преследовал): «Я не убегал, я тебя заманивал» — и броситься в атаку. Меня словно вышвырнуло из тоннеля, образованного кустами обратно, навстречу врагу. Кстати, образ врага не помню, по-моему, это был просто сгусток страха. Я рванулся в атаку так рьяно, что меня буквально выбросило из сна. Но уже с чувством победы и облегчения. Понимаю, что такие вещи получаются крайне редко, но, поверьте, программа победы в подсознании вашей дочери или сына стоит того, чтобы за нее бороться.
Любой организм, любая система отличается особой нестабильностью, то есть уязвимостью, в момент зарождения и развития. Именно эта неустойчивость и делает возможным изменения.
Какое развитие может быть у куколки, когда неблагоприятные погодные условия угрожают смертью бабочке? Внутренние сенсоры сообщают существу: нельзя вылупляться, и метаморфоза откладывается. Компьютерщики сказали бы: зависла программа. Наступает этап диапаузы.
Если это случилось с ребенком в вашей семье, то стоит запомнить главные правила:
Если даже вы дарите подарки вашим детям, но забываете каждый день сообщать им простыми, понятными словами о том, что вы их любите, то к четырнадцати-семнадцати годам контакт с дорогими чадами будет потерян.
Лучшие человеческие чувства: любовь, уважение, признание — это универсальная, абсолютная ценность. Ради них ребенок готов на все, даже на то, чтоб начать чистить зубы, читать книжки и вообще поменять знак у вектора своего развития с минуса на плюс.
И не забывайте о невидимом «теле справедливости», которым ребенок постоянно цепляется за ваши замечания, указания, даже неудачные шутки.
Зная о том, что это тело существует, вы понемногу научитесь различать его по нюансам настроения, ощущениям, которые не всегда можно описать. Когда у нас хорошее самочувствие, ничто не гнетет, думается легко, и мы готовы решать мировые проблемы, когда нас донимает телесная боль или мучает совесть или обида, пространство нашего сознания вдруг сужается, и мы просто забываем обо всем, что не касается способов избавления от боли. «Я так устал, что просто не могу ни о чем думать» или: «У меня нет сил заниматься твоими проблемами». Когда нет сил, то пространство сознания просто не вмещает ничего нового. Куда уходят силы? Еще основоположники психоанализа ответили на этот вопрос. Внутри пространства сознания находятся секторы или области, в которых сосредоточены воспоминания о боли. Судя по всему, часть наших сил уходит на то, чтобы спрятать эти воспоминания от нас самих. В таком случае, их можно отнести к слою бессознательного. Эти области скрыты от внимания самой личности, то есть человек даже не осознает того, что в нем есть нечто, что забирает его силы.
Моя интроспекция
Мой первый опыт столкновения с человеческой несправедливостью: учительница в первом классе обвинила меня в том, что в беседе с кем-то из друзей я назвал ее «противной». Я был послушным и боязливым мальчиком, мне бы и в голову не пришло так думать об учительнице. Трудно передать всю гамму чувств, которая оживает во мне, когда я вхожу сейчас в то детское состояние: это и простое наивное удивление, и страх от осознания: оказывается здесь в классе, от этой женщины, которой я доверял, мне угрожает опасность. Еще меня, помню, привело в растерянность то, что это обвинение было вынесено перед всеми одноклассниками. Сорок пар глаз смотрели на меня с интересом: «эх, и влетит же тебе», лишь пара: с сочувствием. И так я стоял и потел в своей неудобной колючей школьной форме, ощущая кольцо недоброжелательного любопытства детского коллектива и полную невозможность оправдаться. Наверное, тогда я получил опыт «общественного страха» и осознания, что мне все равно не поверят.
Я пришел домой, и родители дали прямо противоположное моему истолкование всему происшедшему: «Учительница — дура. Мы верим тебе, а она поверила девчонкам, которые по глупости на тебя наговорили. Но ты не обижайся. Они вырастут, и им будет стыдно. С девочками нужно дружить».
«Они предательницы!» — заявил я тогда и придерживался этой точки зрения где-то до восьмого класса, пока не влюбился сразу в двух из них.
Но воспоминание о пережитом страхе всплыло во мне и буквально заполнило все пространство моего сознания болью и через тридцать пять лет, в ситуации, когда я снова оказался перед необходимостью опровергать клевету на собрании. Тогда я почувствовал, что тону в каком-то водовороте чувств и мыслей, где и обида на подлость, и растерянность от необходимости оправдываться, и безнадежность, корнями уходящая в детское «все равно не поверят и накажут». Я справился, но пережитое заставило меня внимательнее отнестись к собственным «заархивированным» воспоминаниям — что там еще? Ведь эта масса прошлого опыта, хоть и не осознается мной, но и не лежит мертвым грузом, а участвует, подобно компьютерному процессору, в выработке моих реакций и решений. Там же, очевидно, располагаются корни интуиции. Как работать с этими пластами?
Это вопрос не праздный. Ведь в глубинной памяти наших детей могут лежать страшные тайны, спрятанные, вытесненные, но не стертые(!), а влияющие прямым или косвенным образом (ну, не знаем мы каким образом…) на весь образ мыслей личности.
Представьте себе, что, когда сознание встречается с предметом или явлением до этого ему неизвестным, оно обтекает его, подобно жидкому гипсу, и слепок уносит с собой, сохраняя его в памяти, то есть в пространстве сознания. Если же сознание уже травмировано, и в нем много «мертвых зон» или областей, потерявших чувствительность, не активированных, то оно не способно уже сделать нормальный слепок. Сознание с травмированной структурой как бы боится боли и не приближается к новым предметам и явлениям. То есть, человек, в сознании которого накопилось много воспоминаний о боли, обидах и поражениях (даже если он и не осознает этого), просто не способен видеть окружающий мир в истинном свете.

Поневоле хочется провести аналогию с ошибками программы и вирусами, которые со временем накапливаются в компьютере и приводят к сбоям в его работе.
Вот тут и встает вопрос, как очистить сознание человека от ошибок и вирусов?
Человек, в отличие от компьютера, способен сам вносить изменения в свою программу, вернее, если говорить языком компьютерщиков, самостоятельно чистить себя от вирусов, которые накапливаются в процессе эксплуатации, то есть накопления жизненного опыта.
Работать с этой вытесненной информацией можно, очевидно, только тогда, когда мы вновь оказываемся захваченными болью воспоминаний. Вот тут и надо терпеть и входить в свои воспоминания, переживать каждый отдельный момент, убеждаясь в его дискретности, оторванности от реальности.
Трудно описать психические процессы в материальных, зримых образах, но ужасно не хочется спускаться до научных терминов, которые вообще не дадут возможности понять сущность предмета. Не всякую гармонию можно поверить алгеброй. А поэтически это звучит так: родитель берет ребенка за руку и отправляется вместе с ним в страну воспоминаний. За душевной беседой в спокойной обстановке даже самые неприятные воспоминания уже не внушают ребенку привычного страха. Он может найти в себе силы заглянуть туда, куда до этого заглядывать не решался. Родитель рядом — он не торопит, слушает, защищает. Это как во сне, стоит дотронуться до предметов, и они теряют жизненность и объем. Посмотрел в глаза тигру и сказал: ты не существуешь. И вот перед тобой уже не рыкающий тигр со зловонной пастью и шелест пальм вокруг, а плоская картинка на стене, которая не внушает страха.
Постепенно, можно сделать этот процесс в значительной степени управляемым. Важно только иметь достаточно свободного времени для наблюдения за ребенком в разных ситуациях и уважительный интерес к его личным открытиям.
Если вы начнете внимательно присматриваться к тому, как ведет себя ребенок, вы довольно быстро заметите моменты, когда происходит «вырезание» образа из окружающей реальности и «запечатление» его в памяти. Именно в этот момент у родителя и воспитателя появляется уникальная возможность повлиять на то, что будет сохранено в памяти ребенка, по сути, на формирование узлов целостного Образа мира.
Родители в этот момент могут указать ребенку на невидимую для него связь между причиной и следствием, объяснить, как надо реагировать на тот или иной вызов.
Впрочем, интерпретируют, а значит, программируют, не только родители, но и друзья и фильмы: «Будь как все! Не высовывайся», «Что ж ты, дура, свой шанс упустила?», «Я бы этого не стерпел!» и т. д.
Теперь ребенок не постигает мир непосредственно, а ищет в сознании образцы и легко подставляет близкие, сходные понятия к этим образцам
Так свободное развитие заменяется программой. Но по- другому, видимо, и нельзя. Если он будет тратить время на то, чтобы совершить все открытия самостоятельно, и все проверить на собственном опыте, ему не хватит жизни.
Звенья опыта сами собой соединяются в цепочки реакций. То, что уже один раз опробовано, закладывается до времени в программу. То, что не удалось самому пережить, добирается в эту цепочку из понравившегося опыта других или даже из области грез и фантазий.
Мальчик увидел, как легко его любимый герой раскидал врагов и попытался применить полученный опыт во дворе. Там ему быстро продемонстрировали опасность виртуального опыта те, кто уже дрался в реальности. Если победившие получили одобрение, скажем, симпатичной девушки или проходящих мимо взрослых, то в голове у мальчика сложился в тот момент вывод, что настоящий мужчина — это тот, кто умело дерется. Теперь он начинает заниматься боксом и попутно на ночь строить образ себя — сильного и беспощадного супермена. Скорее всего, он никогда им не воспользуется в реальной драке, но зато будет вытаскивать его на свет каждый раз, когда ему будет казаться, что задето его мужское самолюбие.
Жаль, что в эту программу закладывается не только память об успехах, но и память о пережитых страхах и поражениях.
Ребёнок, лишённый с детства тесного контакта с родителями, не чувствующий защитного поля любви, вынужден особенно чутко реагировать на любые изменения в окружающей среде. К этому его приучает инстинкт самосохранения. Я специально не написал слово «сирота», так как растущая личность может оказаться «вне системы» родительской любви и при живых родителях (они могут быть заняты водкой или карьерой). Ему некогда играть, отвлекаться. Он должен контролировать ситуацию, так как очень хорошо помнит, как больно бьет мир, что такое предательство родных, что такое покинутость и одиночество… Такую программу, записанную на боли и страхе не переформатировать беседой в комнате милиции или нотациями учителя в классе. Даже забота опытного сотрудника детского дома или консультации психолога не дают ему ощущения, что он часть безопасной системы.

Мечта любого педагога — стереть старые негативный опыт и заблуждения, чтобы освободить пространство для новых знаний. Точнее, как воздействовать на процессы, происходящие в сознании?
СОЗНАНИЕ
Что это такое, мы не знаем. Но этого не знает и официальная наука. Все, что мы можем делать, это выстраивать гипотезы.
Одно и тоже явление можно описать в разных терминах и образах. Рассуждать об устройстве сознания мне кажется удобнее в категориях, предложенных российским этнопсихологом А. А. Шевцовым, возродившим целый пласт народной русской культуры под названием ТРОПА. Он говорит о предмете образным, народным языком, который позволяет и нам, дилетантам, вникать в суть описываемых процессов.
Взгляды А.А.Шевцова подчас идут вразрез с существующими научными представлениями, но они «достаточно безумны», чтобы в какой-то момент в будущем оказаться истинными.
Итак, по А.А.Шевцову «многовековые, никуда не ведущие споры философов о сознании вполне трезво разрешаются, если задается вопрос: «а может ли сознание быть не идеальной и внепространственной способностью ума думать о самом себе, а вполне материальной, хотя и не изученной средой, которую можно назвать полем?» Эта среда способна принимать в себя впечатления, превращенные в образы. А образы простейших взаимодействий с миром создаются каждый раз, когда ты «еще совсем бессмысленным ребенком» сталкиваешься с этим миром, то есть с вещами… Из простых образов рождаются сложные, которые называются понятия, они закладываются в памяти. Другая часть памяти оказывается несущей основой разума. Она называется у А. Шевцова Образом Мира. Образ Мира — вполне определенное психологическое явление, складывающееся из простейших взаимодействий ребенка с телом матери и окружающими его дом предметами. Образ Мира медленно развивается, так как включает все больше знаний об устройстве мира и о том, как в нем жить. Мы не помним и даже вообще не замечаем, как получили эти «знания», но именно они определяют наш рост и развитие. Самый ранний слой этой информации связан с взаимодействиями с природными явлениями. Но с возрастом человек все больше познает Мир-общество, и это познание тоже осуществляется через боль. Любой городской человек знает Мир-природу в достаточной степени. Но большая часть его внимания направлена на Мир — общество, устройство которого выявляется в правах и правилах.
Образ мира — это весь набор нечаянно или сознательно собранных представлений обо всех явлениях и взаимодействиях двух миров — миров природы и общества. Этот образ чаще всего состоит из зрительных впечатлений, но видим мы его не глазами, а тем, что еще не понято наукой — внутренним зрением, которое к глазам никакого отношения не имеет».
Воздействовать на ребенка с тем, чтобы помочь ему начать внутреннюю метаморфозу можно только тогда, когда в нем самом появятся сомнения в истинности его негативного Образа Мира.
Итак, ребенок под давлением новой реальности начинает отказываться от привычного Образа мира. Состояние сомнения, нестабильности — это больно и опасно, здесь,- как и в хирургии, нужны особые условия, чтоб не нанести еще больший вред.
Ребенок, теряющий старый Образ мира, очищающий свое сознание от программы, записанной болью и обидами после длительного периода адаптации в Китеже, получает возможность вернуться к ценностям реальной жизни, адекватно строить отношения с социумом, стать хозяином своей судьбы.
Мир Природы ребенок познает своим телом, начиная с рождения. Он ползает по дому, бьется об острые углы, упирается в плотности, колется, режется. Информация о Мире Природы записывается болью на разных участках его тела, заставляя ощущать границы этого тела, а также обучает запоминать качества предметов, составляющих его среду обитания: это жжется, это режется, а здесь мягко и безопасно. И пока тело ему служит, эта информация будет храниться в сознании.
Ребенок отбирает информацию для программы на всю жизнь в том возрасте, когда сознание существует, но еще ничем не заполнено. Вот те образы предметов и взаимодействий, которые будут заложены в первую очередь, и станут основой программы будущего отбора и оценки информации. В сознании ребенка как бы образуется матрица для дальнейшего отбора информации. Даже став взрослым, он не сможет изменить основу этой программы, то есть матрицу, на которой построена его личность; наверное, в этих начальных взаимодействиях и закладывается код, делающий ребенка частью человечества. Попав к волкам, человеческий детеныш принимает в свое сознание иные начальные образы, которые в процессе по иному организованного отбора информации превращают его в волка.
Гипотеза
Первые пару миллионов лет эволюции человеческий разум «затачивался» в основном общением с природой. Когда людям удалось стать «окончательно разумным», они сами для себя стали реальной угрозой. Все тигры мира не загрызли столько людей, сколько вожди народов. Для выживания стало куда важнее … Не так. Начну еще раз.
Для нашей части человечества дикие звери и катаклизмы как бы потеряли свою вещественность, они остались в Мире природы, а она в свою очередь уместилась в экран телевизора. Зато приблизились другие опасности. Для цивилизованного человека теперь жизненно важно вовремя познать безопасные тропы, места кормежки и хищников, которые существуют в Мире обществе.
Мы можем представить себе, что от внешнего мира сознание человека отделено некой границей, которую известный психолог, создатель теории психосинтеза Ассаджоли уподоблял мембране. (Я не горячий сторонник его теории, но мне нравятся образы, которыми он пользуется). За этой границей находится вся непознанная часть мира. Некоторые люди пытаются эту границу постоянно расширять, других вполне устраивает уютная ограниченность собственного сознания.
Так вот, новорожденный еще не имеет плотной мембраны, отделяющей его от мира. Или, вернее будет сказать, что он не осознает границ своего сознания или собственного «Я». Поэтому он познает новые явления без каких-либо внутренних ограничений, так же естественно, как дышит.
В непроявленном сознании маленькой личности появляется осознание, лишенное словесной формы: мир кружится вокруг меня.
Мир управляем, причем легко управляем. Стоит пожелать и подается еда, меняются пеленки. Ребенок чувствует, что это он сам как бы творит блага мира. Потом в этом мире появляются лица взрослых. Они осознаются как слуги, призванные опять же исполнять малейшие прихоти. Иногда они, правда, бывают непонятливы: тащат не ту игрушку.
Для взрослого сознания, отформатированного логикой выживания и сохранения энергии, поведение младенца, направленное на спонтанный поиск нового, кажется лишенным смысла, но, судя по всему, это есть самый быстрый способ набрать информацию для начала операций в сознании.
От камня, упавшего в воду, разбегаются круги во все стороны, а теперь представьте ту же картину в объеме. Это и есть способ освоения мира младенцем — сферическая волна. Пробудившийся познавательный интерес у личности, еще не умеющей производить сознательный анализ и отбор поступающей информации, направлен сразу вовсе стороны. Таким образом, сфера или поле сознания расширяется равномерно во всех направлениях. Только какие могут быть стороны или направления и насколько вообще применимы пространственные категории для описания природы сознания?
Нам просто необходимо договориться о словах. Когда мы вступаем в область объяснения новых явлений, мы волей-неволей должны идти по пути поиска аналогий, используя слова родного языка, которые хоть с оговорками, но могут вызвать в вашем сознании образ, соответствующий явлению, которое я пытаюсь описать. Когда я говорю о пространстве сознания, я совсем не уверен, что оно тождественно физическому пространству.
Но для нас всех будет понятны образы, например, такие: «Сознание этого человека вместило весь мир» или «Его сознание ограничено лишь собственными интересами». Продолжая рассуждать о свойствах сознания, мы должны упомянуть еще об одной особенности.
По прошествии нескольких месяцев, у нашего малыша в операционной среде — сознании начинают набираться первые байты информации, они складываются в образы, заполняют пустое пространство внутреннего мира, которое он потом назовет Я.
А потом в его сознание вторгнется нож смысла, которым взрослые начинают «обкарнывать» его картину мира.
Отделившись от матери физически, дитя продолжает жить в сфере ее сознания. Ребенок никогда не бывает один — он всегда Часть системы, он растет и начинает расширять границы своего невидимого тела в сфере сознания родителей, претендуя на все больший его Объем. Он донимает родителей нескончаемой чередой вопросов, требует внимания, капризничает, провоцирует. В ответ папы и мамы, чтобы не сойти с ума, вынуждены оказывать сопротивление, не позволяя ребенку целиком заполнить их сознание, вжимая его в определенные границы; сначала это делается бессознательно, потом — намеренно: не шали, не ори, иди спать, я работаю. Любознательность подталкивает растущего ребенка удлинить свои путешествия в окружающий мир, а там — новые люди и вообще новая среда обитания. И в этой среде первейшее значение имеет знание и соблюдение договоров, а для этого нужно владеть речью. Фактически, выходя из кокона сознания матери, ребенок попадает в мир человеческих взаимоотношений, простите за образность, в среду, сотканную полями сознаний окружающих людей. Теперь благополучие растущей личности зависит от ее умения различать качества этих невидимых полей. Разумеется, на первых порах ребенок не различает ни острых углов, ни плотных препятствий. Поэтому он ушибается, вновь через боль, осознавая границы своего нового тела. Только это тело уже ограничено полем договоров, ожиданий и обид, которые приносит ему общение с окружающими.
Так нас всех отучают от самостоятельного поиска и непредвзятого взгляда на мир, зато делают частью человеческого общества.
Так и вижу: юнец, завернутый в шкуру, морща низкий лоб, пытается запечатлеть в памяти образцы поведения: от тигра убегают, к змее не подходят, к кабану подкрадываются с подветренной стороны. Те, кто плохо учился, погибали, не успев дать потомства. Выживали, прежде всего, те, кто не тратил время на размышления, а быстро доставал из памяти подходящие образы поведения.
Что помогает выжить? Способность сознания принимать любые образы, то есть быстро приспосабливаться во имя решения главной задачи — биологического выживания, В подавляющем большинстве случаев именно умение некритически перенимать опыт старших гарантировало выживание юным членам первобытного племени.
Способы, реакции поведения в ответ на «увиденное» закладываются в нас обществом с момента рождения слой за слоем. Чтобы не тратить времени на раздумья в экстремальной ситуации, наш ум соединяет в единую цепочку воспринимаемый образ и реакцию на него. Увидел тигра: беги, услышал рык, тоже беги, даже если просто шорох в кустах от большого тела: беги; те, кто действовали по- иному не возвращались к общему костру, чтобы поделиться опытом. Страх за жизнь — лучший проводник новых образов в долгосрочную память.
Очевидно, привычка действовать по готовым образцам передается с тех пор генетически. Но выражается она у разных людей в разной степени. А на противоположной стороне той же шкалы находится творческое стремление найти новое нестандартное решение, отбросить старый образец просто в силу того, что он старый и скучный.
Но таких решительных мало. Средний человек следует простому сценарию : совершает ошибки, запоминает их, учится не повторять, завивает нить опыта в кокон очевидностей, потом закукливается и дальше пребывает в безопасности. Но кокон, спасая его, препятствует метаморфозе и значит, новому развитию. Вопрос о самореализации больше не встает. Задача выживания отметает все остальные жизненные цели.
Ребенок, пару раз избежавший проблемы посредством слез, дальше принимает это как форму защиты на всю жизнь и просто перестает искать другие формы, если близкие люди не помогут ему сменить программу. Привычка — наш главный тюремщик.
Нина: «Саша сказал мне: иди за тряпкой. А я не хотела. Он меня прогнал. Я и пошла… плакать» (девочка рассказывает это спокойным голосом, просто констатируя, что в сложной ситуации он включила обычную программу).
Инстинкт самосохранения или заботливые наставления родителей начинают укладывать в сознании новый слой — образы действий при встрече с другими разумами.
И вот мы оказываемся в привычных рамках, из которых так трудно вырваться. Но вырываться приходится.
Звучит вполне безобидно но, по сути, эти перемены знаменуют начало кризиса. Мы о нем писали. Но это настолько важно, что я обращу ваше внимание на весь механизм «потери божественности» еще раз.
То есть под давлением обстоятельств, чаще всего случайных или, повинуясь воле родителей и воспитателей, ребенок начинает усваивать определенные образы поведения, которые облегчают ему взаимодействие с миром взрослых. Мне хочется еще раз очень аккуратно подчеркнуть, что этот процесс может быть управляемым, целенаправленным и вполне предсказуемым, если взрослые готовы затратить определенные усилия.
Никому в действительности не хочется соблюдать договора. И одной только родительской любовью к этому не принудить. Вам предстоит захватывающая и интересная борьба. Просто порадуйтесь этому.
ОБИДА
Размер своего физического тела ребенок изучил, ударяясь об углы в доме. Теперь он изучает размер своего общественного тела, которое А. Шевцов назвал ТЕЛОМ СПРАВЕДЛИВОСТИ. В этом теле записаны все права человека. Границы его у ребенка определяет ваша похвала или ваши нахмуренные брови.
Помните, вы всегда взаимодействуете с ребенком, даже когда абсолютно не взаимодействуете, — попытка не замечать, равнодушное созерцание — это ведь тоже вполне очевидная для ребенка демонстрация вашего к нему отношения. Давайте признаемся, что мы очень хорошо представляем, как можно «наткнуться» на холодный взгляд или удариться о равнодушие близкого вам человека. Боль, которая переживается как обида, в таких случаях бывает острее и ощущается дольше, чем от удара об угол стола или дверной косяк. Значит, невидимому телу можно нанести ущерб, просто выказав равнодушие, забыв предложить помощь. Больно бьет по общественному телу растущей личности брань соседа или коллективное осмеяние друзьями. Во времена моей юности бывало, что и кулаки парней с соседнего двора очень четко показывали мне границы моего невидимого общественного тела.
Любой родитель, подводящий юношу или девушку к испытаниям, показывающим границы их сил и возможностей, рискует потерять контакт, если не оговорит заранее условия договора.
«В 15 лет я понял, что родители мне врали: мир не таков, каким мне его описывали».
«Я понял, что меня никто не любит и я никому не нужен». «Я отвергаю прогнившие ценности вашего лживого общества».
Ничего удивительного в такой реакции нет, просто молодой человек, начав пользоваться мозгами, впервые увидел всю сложность окружающего мира. Ему стало страшно. Страшно переходить во взрослое состояние, страшно просто признать, что битва за жизнь может оказаться ему не по силам. После этого включается механизм компенсации: поиск виновных. Жить-то надо. Для того чтобы не лишиться самоуважения и избежать битвы, надо найти виновных в твоей слабости. На эту роль очень часто и незаслуженно попадают родители, против которых используется неотразимое оружие, о котором я уже говорил — ОБИДА. Это так важно, хоть и непривычно, что я повторюсь.
Обида означает, что родители нарушили какой-то договор, который был у них заключен с дочкой или сыном. Причем, этот договор мог быть заключен в очень раннем возрасте, но не отменен. Например: «Вы меня должны любить, кормить и никуда не уходить» (хоть по возрасту этот отпрыск уже и сам мог бы работать и кормить родителей).
Например, вот как описала одна мама опасные симптомы в поведении шестнадцатилетнего сына: «Меня беспокоит его безынициативное, равнодушное поведение. Он не способен отстаивать свои интересы в классе… И еще молчит, когда я на него кричу». А сын молчит, потому, что за годы совместной жизни со своей матерью понял бесполезность любых попыток привлечь ее внимание к своим собственным интересам.
Как-то вижу — Святослав рыдает во весь голос. Я подбегаю, опять старая история: «Меня Вадим дураком назвал».
Удар словом оказался для Святослава болезненнее, чем удар рукой. Вадим стоит тут же. На его лице удивленно-виноватое выражение. Он никак не ожидал такой реакции. Ему пять лет, и он уже прошел испытание детским домом, где эти слова ничего особенного не значили. Он и не думал, что причиняет боль. Два различных Образа мира, предопределили и различие реакций. Однако ребятам жить в одном коллективе, а потом выходить в большой мир, где уж точно будет не до сантиментов. Я радуюсь душевной открытости своего сына, но теперь я должен дать название его чувству и научить правильному с ним обращению.
«Сынок, (слово поддержки) Вадим не хотел тебя обидеть. Ты не должен на него обижаться и так переживать. Сам не обзывайся никогда! Видишь, как это неприятно, но научись не придавать значения чужой брани». Это длинная фраза, сложная. Но он действительно запомнил, что словами можно нанести боль, и почти никогда не обзывался на других детей. И тут же, пока он в слезливом, расслабленном состоянии готов слушать и воспринимать утешения, я даю следующую установку — короткую формулу: «Мужчины не плачут». При том уровне доверия, который установился между нами, эти слова воспринимаются некритически и входят в основу Образа Мира.
И тут же проверка. На другой день Святослав бежит, падает, поднимается и, сморщившись, шепчет сам себе: «Мужчины не плачут».
Антон
Его родители умерли от радиации и пьянства после аварии на атомной электростанции. Возможно, радиация как-то впоследствии отразилась и на развитии ребенка. По крайней мере, когда его привезли, он даже среди детдомовцев отличался маленьким ростом и физической слабостью. Но эти недостатки заставили его в условиях детского дома развить хитрость и изворотливость. Он обладал великолепной способностью врать, увиливать от любых обязанностей. И еще, он не доверял никому, категорически противясь установлению любой более-менее постоянной привязанности. В Китеже он сменил три семьи, пока не нашел ту, в которой его просто не трогали. Уроки не учил, зато заливался слезами при каждой попытке учителя поинтересоваться его знаниями. Мы ничего не могли сделать -оставалось просто ждать, пока он дорастет до интеллектуальных бесед. Когда в результате общего взросления и накопления информации об окружающем мире у него появилась способность рассуждать о своем будущем, нам удалось убедить его, что карьера бизнесмена даст ему независимость и богатство. С нашей стороны это была манипуляция чистой воды. Но надо же было сформировать у восьмиклассника хоть какой-то интерес к учебе, увлечь его мечтой. Он, не имевший всю прошлую жизнь ни одной приличной рубашки, чисто по-детски мечтал компенсировать все жизненные проблемы, весь дефицит деньгами. Иллюзия достаточно распространенная в современной России даже во взрослой среде. Но в нашем случае, выбирать пока не приходилось.
Он начал учиться, читать книжки. Особенно любил бестселлеры в стиле Сиднея Шелдон о жизни богатых людей, которые сами сколачивали свое состояние. Тогда же он захотел, чтобы на него обратили внимание девочки. Но там не на что было обращать внимание, ведь внешне он оставался хилым, а характером отличался обидчивым и сварливым. Короче, его не любили — это возбудило в нем целую гамму новых чувств, почти взрослые протест и обиду, которые я предложил ему излить в нашей китежской компьютерной газете. Так он увлекся журналистикой. После этого его заметили. У него появилось ощущение собственной нужности. И ПОСЛЕ ЭТОГО ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НАЧАЛ ФИЗИЧЕСКИ РАСТИ. Сразу после восьмого класса группа наших школьников, в их числе и Антон, отправилась на месяц в горы. Оттуда он вернулся новым человеком. Все, что копилось в нем в течение нескольких лет, наконец, проявилось во внешней форме. Он вырос, изменилась его осанка. Он почувствовал силу.
И именно тогда он начал вспоминать прошлое и рассказывать об этом мне и своим друзьям во время наших терапевтических душевных бесед. Это означало, что он стал сильнее, и у него появилось доверие к окружающему миру.
«Моя новая приемная семья пыталась меня любить только две первые недели, а потом они меня эксплуатировали. Стоило что-то не то сделать -они сразу наказывать. Кто-то из ребят брагу поставил, а моей курткой вытер. Мне из дома запретили выходить. Я весь дом перемыл, чтоб меня простили… Хорошо, Володя (приемный отец) выходит и говорит: «Кто ж у нас брагу поставил? Наверное, Катя. А ты иди гулять». Простил меня.
— А ты их все еще нет.
— Я старался быть хорошим, я стихи учил, убирался, но у меня с непривычки плохо получалось.
— Что ты думал об остальных взрослых?
— У Влада (один из приемных родителей, в семье которого Антон жил после того, как ушел по собственному желанию из семьи Володи) было хорошо. Там картошку жарили, он добрый был. Родной сын Влада — Мишка, говорил про меня гадости отцу, и отец ему верил. Потом я несколько месяцев жил у Сержа. Он ко мне был добр, а вот в его семье что-то было не так.
— А когда ты все-таки решил, что надо учиться?
— Совсем недавно. В восьмом классе я не учился. Я знал, что надо, но ничего для этого не делал. Я не представлял, что будет, если я не буду учиться. Вы меня пытались предупредить, но я не понимал ваших слов.
— Что в тебе изменила жизнь в горном лагере?
— Не знаю. У меня появилось уважение к старшим. Я пытался давать советы, как-то влиять на окружающих. Я командовать что ли пытался… Как в Китеже. Еще я увидел то, как в Китеже нас приучают к разным ситуациям. Там был один парень, которому было семнадцать, он говорил, что нашел жизненный путь — деньги, карьера, девушки. В общем, казался таким идиотом. На самом деле у меня весь день сплошные проблемы с собой. Я пытаюсь понять, что я хочу от остальных. Что я хочу, заслужил я или нет. Я к себе стал внимательнее относиться.
С взрослыми я пока мало общаюсь и ни на кого из вас похожим быть не хочу. Я смотрю на себя в зеркало и не могу представить, что это мое лицо. Я себя изнутри вижу по-другому. Недавно впервые я самому себе приснился с правильным, реальным лицом.
Он не стал красавцем, но зато приобрел уверенность в себе. В начале девятого класса он пришел на собрание наставников и магистров и буквально потребовал для себя испытания. Скоро он стал членом Малого совета, бросил курить и начал получать «пятерки» в школе. Потом, разумеется, большая и безответная любовь, давшая дополнительный стимул для того, чтобы разобраться в своих чувствах и начать писать стихи. «Порок дает нам жизнь среди порогов, а жизнь дает нам шанс, споткнувшись, снова встать». По-моему, здорово, даже если и непрофессионально.

Вот так бы эффектно и закончить эту историю, но я пишу не роман, а реальную жизнь, в которой никто не отменял закона борьбы противоположностей и отрицания отрицания. Антон достиг нового этапа развития и, естественно, вошел в новый кризис. Вполне в соответствии с научными теориями, но абсолютно бессознательно, он начал пересмотр своей системы ценностей, целей и ожиданий. И все это снова, но уже почти по- взрослому излилось в форму претензий к окружающему миру. Если маленький мальчик еще не знал о своем праве на обиду, хотя и пользовался им инстинктивно, то теперь выросший Антон начал поговаривать: «Я сирота, у меня было трудное детство, поэтому и учиться мне трудно и вам, взрослым, никому не верю!» Так, неформально, по-родственному, он парировал наши усилия заставить его лучше учиться или бросить курить. Впрочем, то же самое он говорил, когда кто-то пытался в душевной беседе уговорить его поработать над своим дурным характером, не хамить друзьям, и, вообще, перестать быть таким откровенным эгоистом. Мы знаем, что «байроновское» отношение к окружающим, «которые не способны понять» свойственно всем молодым поэтам в возрасте шестнадцати лет, но в условиях китежского социума Антон являл собой дурной пример для более юных учеников, пока еще склонных выполнять домашние задания, верить взрослым и уважать ровесников. К тому же Антон уже стал членом Совета наставников, куда входили молодые учителя и несколько учеников старших классов. В этом новом кругу он открыл и совершенно новые для него отношения заботы, ощущение единства и увлеченности общей целью. Ему понравилась атмосфера, царившая на Совете. Общение со старшими подняло его самооценку, дало ощущение взрослости. Но внутренне он оставался ребенком, и даже в кругу наставников не всегда понимал, о чем идет речь, но всегда внимательно отслеживал, как к нему относятся окружающие, не ущемляют ли в правах. Так что, поднявшись по ступеням детской иерархии, он одновременно расширил и поле для возможных обид. Теперь он был полон взрослых претензий, но чисто по- детски не хотел брать ответственность за свои решения и дела на себя. На занятиях он не мог сосредоточиться, а полученные «двойки» множили число обид. Если раньше он мог зайти к кому-нибудь из взрослых поболтать о жизни, то теперь ему казалось, что это требует слишком много сил, так как разговор неизбежно касался неприятной темы: «Что с тобой происходит?» Антон попытался и сам выбраться из этой ситуации, как-то переосмыслить жизнь. Вот что он написал взрослым к новому 2006 году:

Спасибо за то, что родились на свет,
Спасибо за то, что живете на свете,
Спасибо за веру и множество лет,
Которые вы нас ведете к победе;
Спасибо за ласку, спасибо за боль,
Которыми лечите нас постоянно;
Спасибо за Грея и за Асоль —
Простите, что это нам не понятно;
Спасибо за труд ваш не легкий во всем;
Спасибо за правду, за честность, терпенье;
Спасибо за то, что ходили конем,
Когда мы все пешки отдали в съеденье;
Спасибо мы вам говорим от души;
Спасибо — обычное, жалкое слово
И каждый, забыть ты его не спеши,
Никто ведь не скажет спасибо такого!
Ему аплодировали. Он радовался, осознавая, что творческое напряжение принесло победу и признание. Не сомневаюсь, что слушая похвалы, он принимал решение упорным трудом доказать всем, что он имеет право на равную долю нашего взрослого мира. Но через три дня привычная окружающая среда стерла остроту осознания. Опять приходилось корпеть все вечера над уроками, и это напряжение пока приносило слишком мало аплодисментов. Он опять скатился на «тройки» и «двойки», его критиковали на том самом Совете наставников, участие в котором до этого было предметом гордости. В конце концов, количество обид, столкновений и неудач достигло критической стадии, парализовав волю юноши и создав у него ощущение обреченности попыток изменить ситуацию.
Надо было срочно помогать «больному» разобраться с ворохом проблем, чтобы вернуть самоуважение, оптимизм, силы, необходимые для дальнейшего развития.
Особенно важным казалось продемонстрировать Антону, что в реальном мире его право на обиду не будет иметь никакого значения для директора фирмы или старшины в роте. «Москва слезам не верит», «На обиженных воду возят». Мы пытались объяснить Антону, что обида — это детский способ управления теми, кто тебя любит. У взрослого она проявляется, только если он не проработал какие-то свои детские комплексы, и быстро трансформируется в некий защитный механизм. Можно напрягать свои силы и достигать цели, но можно и не пытаться, а просто обидеться, найти виновных в своих провалах и слабостях. Это тоже приносит странное, но удовлетворение.
Но Антон сам должен был осознать это и совершить очередной пересмотр своей внутренней программы. Решением педсовета Антон был отправлен в Орион — наш новый строящийся поселок.
Смена обстановки позволила ему оторваться от старых программ, привычных реакций. Новое окружение и новые люди заставили его выстраивать новую последовательность действий. В то же время мир, в который он попал, оказался намного проще, чем мир Китежа. Общаться приходилось из мужчин с одним Дмитрием, человеком спокойным, немногословным и для Антона понятным и предсказуемым. Распорядок дня проще некуда: пол дня — работать, пол дня — читать книги. Работать Антон не боялся — сил хватало, читать, как все поэты, любил. Жизнь стала проще, с новыми вызовами справляться было легко, а значит, у Антона стала накапливаться внутренняя энергия, необходимая для размышления о тех проблемах, которые раньше вызывали страх и неприятие.
С другой стороны, живя в замкнутом мирке, под жестким контролем, Антон избавился от соблазнов, которые отвлекали его в Китеже, теперь он мог сосредотачиваться на том, что реально происходит вокруг него, не боясь этой реальности, а подчиняясь необходимости, обижаться на которую было так же бессмысленно, как на силу гравитации или на погоду.
Всего две недели в жестких, но понятных и предсказуемых условиях позволили Антону накопить силу, выйти из позиции жертвы и начать задумываться о возвращении в более сложные условия. Оставить его в Орионе надолго означало бы остановить его развитие.
Тут и он со смирением, сказал, что хочет вернуться в Китеж, в свою приемную семью, при этом особо подчеркнул, что это не бегство из Ориона, где ему тоже нравится, просто надо помогать отцу и всем взрослым Китежа строить новый мир.
Простая жизнь Ориона, полная понятных и приемлемых вызовов, помогала многим нашим воспитанникам. Девятиклассница Маша С. -далеко не отличница, хотя и умна , талантливая девочка, вконец замученная, как она сформулировала «собственной слабостью и придирками учителей и родителей» была отправлена в Орион на две недели. Там она с утра до вечера училась, писала картины и работала на кухне, при этом излучая радость и счастье. По возвращении в Китеж заявила на педсовете, что вновь хочет вернуться в Орион, который позволяет ей «жить более насыщено и сосредоточено».
Но вернемся к описанию развития сознания ребенка. Мы оставили нашу абстрактную растущую личность, когда она только научилась ползать.
Ударяясь об углы и стены, ударяясь о плотности человеческих отношений, о наши замечания и наказания, растущий человек обучается видеть то, что может принести физическую и душевную боль. Так он начинает видеть мир таким, каким требуют те, кто ласкает и наказывает. И отчасти изменяется в соответствии с нашими ожиданиями. Можно сказать, что мир обтачивает мягкое существо, придавая ему форму более удобную для выживания.
Люди развиваются в разных условиях, наделены от рождения разным запасом сил, творческим потенциалом, типом психики, поэтому, так разнятся их внешние облики. Впрочем, тела меняются все-таки меньше, с годами лишь затвердевая, укрепляясь и покрываясь шрамами, а вот Образы мира у разных людей, попавших в разные условия, могут изменяться в очень широких пределах. Одни миры в процессе жизни становятся все богаче и красочнее, обретают многомерность. Другие — превращаются в пустыни. Большинство же довольствуется достаточно серыми, плоскими, зато надежными Образами мира, с неизменными законами, исключающими развитие.
Столкнувшись несколько раз с болью (ударился в стену, обжегся, отшлепали, обругали), ребенок запоминает, что извне может прийти крайне нежелательное воздействие. Вот это «извне» и оказывается главным открытием, заставляющим ощущать границу между собой и внешним миром. Стихийные внутренние силы, накапливаясь, требуют расширения сознания, но в то же время, приобретенный опыт боли ставит все больше преград на пути этого расширения.
Возможно, боль, полученная в начале познания мира, как бы вырезает один маленький сегмент в окружности, и он перекрывается следующим слоем. Но в том направлении рост прекращается.
Постепенно пространство сознания заполняется. Ребенок ползает, потом начинает ходить, потом читать и путешествовать. Увеличивается его личный опыт, увеличивается его знание о внешнем мире и, соответственно, мы можем сказать, что «расширяется поле его сознания».
Сознание способно накапливать свое содержание. Оно заполняет свое внутреннее пространство образами предметов и взаимодействий, полученными в результате опыта. Причем, эти образы увязаны в причинно-следственные цепочки, да еще и залегают пластами.
Принцип, по которому эти пласты формируются, еще ждет своего исследования. Ясно, что некоторая часть опыта попадет в корневой каталог, как результата сильного переживания, а некоторая просто случайно подхватывается из жизненного потока. Сознание не разбирает. Оно вбирает всю ситуацию целиком, со всеми сопутствующими явлениями.
Охотник получал заряд адреналина в кровь, лишь услышав рык льва или шорох или просто крик птиц… Лучше лишний раз поволноваться, чем упустить мелочь и погибнуть. Так закладывалась способность, которая сейчас мешает, — переживать события прошлого с остротой, свойственной сиюминутной реальности.
Воспоминание врывается в нас всем объемом реальности, когда-то уложенной в память вместе с сопутствующими цветами, звуками, ощущениями.
Мой первый опыт падения головой вниз на каменный бордюр клумбы связан с мгновенным удивлением и ощущением падения, запахом земли, страхом при виде своей крови и облегчением, потому что мама подбежала и можно просто упасть ей на руки; а также с выводом, который отпечатался в моем подсознании, набором жестких предписаний, часть который я могу теперь сформулировать так: не просовывай голову между перил, не подходи к краю пропасти, бойся высоты.
Убеждает только личный опыт! Прежде, чем впустить в себя новый опыт, который может привести к перестройке всего образа мира, ребенок должен быть уверен, что этот опыт соответствует истине. Ложный опыт ведет к гибели!
Так вот, ребенок, переживший насилие или заброшенность, закукливается, закрывается в панцирь и становится стабильным. Один может быть излишне спокойным, скрытным, другой, может, наоборот, демонстрировать эмоции, пытаясь истериками отодвинуть опасности внешнего мира. Ребенок в любом случае пытается придерживаться одной линии поведения, уже когда- то доказавшей свою эффективность и безопасность.
В основе его образа мира навсегда запечатано знание о том, что взрослые способны причинить боль, что мир построен на беспощадной борьбе за существование, что агрессией можно отбить атаку. Поэтому их внимание просто не улавливает тонких отношений любви и понимания, которые существуют между людьми. Многие из детей, прошедших через детский дом, не способны и ощущать те невидимые границы, которые разделяют людей в мире-обществе, будь то личное пространство, чувство семьи, частная собственность. Дети, выросшие в обстановке борьбы за существование могут показывать чудеса выживания в городских трущобах. Наши питомцы рассказывали мне о том, как воровали хлеб из магазина, охотились на голубей, находили места для ночлега. Но при этом они демонстрировали полную беспомощность при необходимости общаться с чиновниками, договариваться об устройстве на работу. Для них было проблемой просто непринужденно сходить в гости.
Отделяя себя от окружающих людей и от всего человечества в целом, многие из этих детей лишаются внутренних нравственных ориентиров. В их образе мира не содержится запретов, табу, свойственных любому цивилизованному человеку (не убий и не укради). Именно поэтому выпускники детских домов часто прямо из школы попадают в колонию или тюрьму. Жизнь не научила их различать невидимые границы, которые нельзя пересекать.
Вы уже догадываетесь, какой должна быть окружающая среда для нормально развития ребенка? В ней должно быть достаточное количество тайн и неожиданностей, чтобы удовлетворить страсть к поиску и открытию. В ней должны быть плотности и препятствия, способные причинить боль, но и подарить радость преодоления. В ней ребенок должен чувствовать себя свободной личностью, но при этом ощущать защиту родителей. Кстати, защита от контроля отличается в сознании ребенка только одним — контроль это защита, о которой не просили, чаще всего выставленная до того, как произошла сшибка с реальным испытанием.
Социум полон вирусов, но только в социуме личность сталкивается с реальной жизнью, которая и обтачивает ее (личность) под существование, вернее выживание в обществе, в котором довелось родиться.
А там и хорошее и плохое вперемежку, и не известно, что из этого зацепит ребенок.
Поэтому даже самый талантливый воспитатель не может нейтрализовать негативное влияние социума. А значит, или найдите для ребенка такой социум, который будет усиливать, а не уничтожать ваши воспитательные усилия, или развивайте в себе способность быть всегда в курсе того, что происходит с вашим чадом, чтобы не пропустить момент получения нового осознания и успеть дать ему нужную интерпретацию. Это — высший пилотаж. Тут вам понадобится свободное время, собственное открытое сознание, любовь и доверие того, кому вы хотите передать свой способ видеть мир и оценивать события.
Но нам всегда некогда. Мы не знаем, то ли помогать ребенку постигать величие мира, то ли просто заставить его быстренько вымыть руки, съесть йогурт, вызубрить заданный в школе урок. А еще надо, чтобы не забыл почистить ботинки, а в субботу — поехать с ним к любящей бабушке…
Бесконечный набор традиционных предписаний, дел, кажущихся необходимыми, в силу их заданности ожиданиями учителей и родных. Насущные жизненные заботы отвлекают от более общих задач, сужают горизонт, к которому в идеале должен стремиться родитель.
Святослав в шесть лет и три месяца:
— Папа, человек должен сам заботиться о своем счастье? Да?
Моя первая мысль — где он это почерпнул? Кто-то ему это сказал, а он теперь повторяет. Значит, это важно для него. Но почему ударение на слове сам? В какой ситуации ему эту истину сообщили? А что для него понятие счастье, если я и сам-то не очень представляют, что это такое.
Как видите, при таком количестве вопросов сказать просто ДА, означает позволить ему опустить в память некую истину или ситуацию, о которой мне ничего не известно… Попросить его рассказать подробнее -рискованно: он или не вспомнит или собьется, застесняется, устанет и не сможет в достаточной степени сосредоточиться на моих последующих разъяснениях. Работать с осознаниями надо быстро, легко и радостно… Значит, надо воспользоваться уже созданной ситуацией, пойти вглубь осознания и попытаться наполнить его своим содержанием.
— Скажи, сынок, а что такое мое счастье? В чем оно?
— Твое?
Сразу посерьезнел.
— В Китеже, в общине.
Вот эти ценности у него от нас. Значит, он вполне понимает, о чем я говорю и способен перенести это на себя. Я продолжаю, пытаясь расширить его представление о моих собственных ценностях и закладывая важные понятия.
— Мое счастье не только в Китеже, но и в тебе, в маме, в любви к вам…
Делаю паузу, чтобы он услышал и осознал.
— Значит, чтобы мне быть по- настоящему счастливым, я должен заботиться…
Тут я замолкаю и смотрю на него выжидающе. Я подвел его к ответу. Но открытие он должен сделать сам. Только тогда это будет его истина и его радость достижения!
— Обо всех нас, кто вокруг!!! — радостно выкрикивает Святослав. Открытие сделано. Святослав переживает радость от того, что сам догадался. Он еще больше поверил в свою способность думать и решать задачи. При этом он явно получил удовольствие от разговора с папой и это тоже большое достижение. Но самое главное — он теперь знает, что его счастье зависит от того, как он строит отношения со окружающими его мирами — миром семьи и миром общества. Теперь он будет куда более осмысленно налаживать отношения, и в будущем это ему пригодится.
В своих взаимоотношениях с ребенком необходимо исключить свойственную всем взрослым автоматичность. Каждый момент общения с ребенком требует полной концентрации, так как только так обеспечивается участие в процессе не только мышц языка, но и души.
Это не так трудно, как кажется на первый взгляд, так как к контактам с вами ребенка неудержимо тянет одна из сил, заложенных от рождения. Эта стихийная сила — ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОСТЬ.
Стремление к получению сильных впечатлений, потребность в удовлетворении любознательности есть такая же базовая потребность организма, как пища или безопасность. Иначе, зачем бы мы вешали в коляски яркие погремушки.
Удовлетворяя эту потребность, ребенок получает радость, а иногда и ощущение блаженства, то есть, радость высшего порядка.
Из чистой радости от получения новых сильных впечатлений потом произрастают такие тонкие явления человеческого сознания, как мечта, восторг, воодушевление — это возможность для выросшего ребенка получать высшие радости, иногда их еще называют духовными в противовес самым простым, «материальным» радостям (сон, еда размножение).
Эти состояния доступны многим взрослым. Что же в таком случае говорить о детях! Первые годы детской жизни наполнены открытиями, творческими взлетами и озарениями. Этому не учат ни в одной школе, а между тем, именно с этой «гигиены разума» и начинается искусство жить. Факт биографии, заставивший меня дополнить перечень базовых потребностей организма — Святослав впервые вывалился из коляски на пол не потому, что был голоден и искал еду, а потому, что ему стало ИНТЕРЕСНО поиграть с собакой! Он, можно сказать, жизнью рисковал ради познания. И, несмотря на испуг, после падения он не отказался от последующих аналогичных попыток изучения мира.
В ноябре 1999 года восьмимесячный Святослав был спущен нами со второго этажа для того, чтобы учиться прямохождению, вернее, прямостоянию. Это трудное занятие в тот момент забрало все свободное внимание младенца. Он покачался, проверил ногой доску пола, еще покачался, укрепился на двух ножках, выпрямил спину и только тогда позволил себе оторвать взгляд от собственных ног. Вот тогда-то его взор устремился на окно. А ТАМ ШЕЛ ПЕРВЫЙ СНЕГ — и первый в его жизни. Его глаза широко распахнулись, изо рта вырвался восторженный вопль. Слов он, разумеется, еще не выговаривал. И тут он стал подрагивать на своих пока полусогнутых ножках (это, очевидно, должно было означать попытку танцевать от восторга) и всплескивать руками. Движениями он пытался передать нам свое состояние.
Кто научил его так выражать свои чувства? Откуда в нем вообще взялось чувство всепоглощающего восторга, мгновенно излитое в движения?
Не значит ли это, что программа переживания высшей радости от встречи с новым и прекрасным была в нем с рождения? С моей точки зрения это единственное рациональное объяснение силы и четкости его реакции. Воспоминание о пережитой радости скоро заставит ребенка дальше переступать ногами, смотреть из окна, ожидая чего-то нового, что принесет ему радость.
Но в детях, переживших столкновение с жесткой реальностью, страх забивает ростки любознательности. И даже если боль была получена в пять лет, тень ее окрашивает в серые тона всю последующую жизнь.
История Володи
Я спросил своего приёмного сына Володю, когда ему исполнилось шестнадцать лет, кем он хочет быть:
— Не знаю, — ответил он.
— А что ты думаешь о своём будущем?
— А я о нём не думаю.
— Но ты рисуешь какие-нибудь картины в уме, мечтаешь?
— Да, о завтрашнем дне. Иногда планирую то, что будет в конце недели. Но не дальше.
— Боишься заглянуть в своё будущее?
— Да нет, просто не привык.
Думаю, что не привык как раз потому, что боялся. Жизнь в детском доме приучила не расслабляться в мечтаниях, а смотреть по сторонам.
— А ты чувствуешь, что твоя жизнь управляема, что в ней что-то от тебя зависит?
— Да, немного. Я буду хорошо учиться и поступлю в институт, потом буду работать.
— А в какой?
— Не знаю.
Неумение и нежелание прогнозировать жизнь проявлялось у Володи и в его отношении к спортивным тренировкам. Он любил гулять с девушками по ночам за пределами Китежа, но никогда не думал о том, что случайно встреченные пьяные парни из соседней деревни могут серьёзно испортить одну из таких прогулок. В то же время Володя отказался ходить на уроки кун-фу, которые мы устроили для нашей молодёжи. Он просто не видел связи между тренировками и безопасностью ночных прогулок.
— Если ты не будешь сильным, то ты не сможешь отвечать ни за себя, ни за тех, кто тебе доверился, — сказал я. — Девушка идет с тобой надеясь, что ты, как мужчина, способен обеспечить её безопасность, а ты физически слаб и не тренирован. На вас нападут хулиганы, а ты окажешься не в состоянии её защитить, представляешь, как тебе будет обидно?
— Нет, может быть, не нападут.
— А если всё-таки нападут?
— Тогда буду учиться драться.
— Но тогда будет совсем поздно.
Вот во время этой беседы я и убедился в бессилии моей взрослой логики против обычного детского неумения прогнозировать ситуацию и строить образы возможного будущего. Володя неглупый парень, он освоил компьютер и неплохо общается по-английски, он нравится девушкам, а ведь для этого тоже нужен талант. Но он не умеет действовать в уме. И это мешает ему создавать идеальную траекторию своего жизненного пути.

Моя интроспекция
Мне пять лет. Я в Третьяковской галере с мамой. Я помню зал с огромной картиной Васнецова. На переднем плане — юноша в кольчуге с крестом, из груди торчит стрела. Я помню странное чувство, которое затопило мое существо и заставило несколько раз возвращаться к этой картине… Я все смотрел на юношу и… (Позднее мама сказала, что я его ЖАЛЕЮ.) Но тогда знал ли я, как называется это переживание. Конкретные подробности рассеялись. Зато моя мама несколько раз пересказывала этот случай, повторяя, что мне было ЖАЛКО юношу. Так мне и запомнилось -то, что я испытывал тогда, называется словом Жалость.
Слово (знак) и переживание совместились. Но может быть, я испытывал что-то иное. Большее? Может быть, теперь это слово-знак сужает мои границы, задает некую программу, снимая необходимость копаться в нюансах своих чувств.
Человек приучен действовать и даже чувствовать по аналогии. На каждое явление жизни в нашей памяти хранится образ действия, некая форма, куда должны влиться наши чувства, мысли и реакции. Мы интерпретируем понятия по готовым образцам, причем делаем это автоматически. С овладением речью образ совмещается еще и со словом, и мы начинаем мыслить словами…
Есть такая восточная поговорка: «Сколько не говори халва, слаще во рту не станет». Так вот, это пример, когда народная традиция зафиксировала ошибочную интерпретацию. От слова халва не станет сладко во рту, только у человека, который никогда не ел халвы. У всех остальных слово связано с образом, а образ ведет к реакции организма. Проделайте эксперимент сами. Скажите слово «лимон» и посмотрите, что у вас делается со слюнными железами.
Ребенок вместе с молоком матери впитывает способы коммуникации. Обучаясь словам, он обучается и мыслить в соответствии с этими словами. Так он выучивает описание мира, принятое в обществе.
Мировоззрение — это способ видеть мир. Способ видеть мир зависит не от зрения, а от истолкования того, что воспринимается.
Даже в самом слове «мыслить» мы можем нащупать указание на сливание своего «Я» с общественным договором, вернее, с усвоенным от родителей и друзей описанием мира. Для того чтобы поддерживать в себе это представление и не потерять связь с окружающими, ребенок почти постоянно находится в диалоге: «Папа, а дядя хороший?», «А тетя правильно сделала?», «А вы меня любите?». У маленьких детей еще нет потаенных мыслей. Весь процесс мышления сразу озвучивается. Например, «А ты мне, наверное, завидуешь, что у меня есть такие солдатики»,- «Да, правда, я тебе завидую, и мне тоже хочется таких солдатиков». Если взрослый научился не ругать ребенка за ошибки, то есть не заставил его мыслить тайно, про себя, то у него всегда остается возможность вмешиваться прямо в процесс мышления и корректировать его. Вырастая, ребенок начинает замечать, что за неудачные мысли вслух можно пострадать, — у него формируется внутренняя речь. Функция внутреннего диалога — поддерживать в сознании описание понятого мира. Компьютерщики сказали бы: поддерживать программу. То есть, внешняя реальность отражается в сознании в виде Образа Мира, описанного в словах.
Теперь образ мира определяет то, на чем фиксируется внимание растущего человека. В реальности он приучается видеть только то, что ему уже знакомо по описанию — то есть значимо, с точки зрения культуры. Остальное он игнорирует, чтобы не тратить зря время и силы — все равно никто не увидит и не оценит. Так он навсегда попадет в зависимость от языка и созданного этим языком Образа Мира.
Карлос Кастанеда, который, не смотря на магическую окраску своих книг, по сути, занимался проблемой восприятия, изучая индейцев, подметил, что наши нормальные ожидания относительно реальности создаются общественным консенсусом. «Мы обучены тому, как видеть и воспринимать мир, — писал он.- Трюк социализации в том, чтобы убедить нас, будто описания, с которыми мы соглашаемся, определяют границы реального мира ».
Поэтому еще раз повторим: между вами и вашими дочерьми и сыновьями существует множество договоров. Пускай вы никогда и не давали никаких обещаний друг другу, но эти договора как бы подразумеваются тем, что вы находитесь в одной культурной среде. Свое представление о том, как должны себя вести родители, нынешняя молодежь может почерпнуть из западных фильмов, рассказов одноклассников, фантастической или детективной литературы. Самое печальное, что вы сами можете даже не догадываться о тех ожиданиях, которые на вас возлагаются. Вот почему всегда лучше спросить, выяснить, попытаться распознать.
Вопрос справедливости — центральный вопрос любого детского коллектива.

Сопереживание и понятие справедливости проявились у Святослава около четырех лет и стали, едва ли не доминантой его развития. По крайней мере, он говорил об этом чаще всего, и именно это отыгрывал с друзьями-сверстниками.

При этом он вполне сознательно шел на сделки с совестью, когда это отвечало его личным интересам. То есть, он способен сделать сознательный выбор пути — и в этом тоже проявляется его душевное здоровье.

В возрасте четырех с половиной лет наш сын узнал власть денег. Святослав насобирал по дому мелочь и спрятал денежки под подушку. Саша Ф. укладывала его спать и случайно увидела монеты. Святослав не растерялся, а взял одну и протянул ей со словами: «Вот тебе, Саша, денежка. Только не рассказывай никому о том, что у меня есть запас».
Откуда в нем способность мыслить сложными бизнес-категориями? Он сделал открытие, недоступное многим взрослым предпринимателям -лучше поделиться частью, чтобы сохранить основной капитал.
Вывод: дети из благополучных детей чисто эмпирически познают мир-общество, умея интуитивно находить правильные решения, строить отношения в жесткой среде морально-нравственных барьеров, созданной взрослыми. Они находятся в этой среде с рождения и поэтому способны, как рыбка, плавать, не замечая воды. Разумеется, их возможности весьма ограничены тем социальным кругом, в котором они воспитывались. И будучи взрослыми, расширяя контакты, им придется или набить собственные шишки или начать осознавать плотности в мире реальных взаимоотношений между людьми.
Героический конец в фильме «Тринадцатый воин»: вождь пал, но спас народ. Пятилетний Святослав сидит и хлюпает носом. А Вадим и Ксюша с удивлением заглядывают ему в лицо: «Что с тобой?»
Святослав отворачивается, а вдруг то, что с ним происходит — это стыдно?
Я объясняю за него: «Святославу ЖАЛКО погибшего воина. Это правильно — мне тоже жалко».
Сын просветлел лицом. Он понял, что получил поддержку, а значит, одобрение. И прислушиваясь к чему-то внутри себя, сказал: «Мне жалко этого храброго человека, он ради других погиб».
И еще, с четырех до шести лет он плакал, когда ему казалось, что ЗЛО побеждает ДОБРО.
А некоторые считают, что дети в этом возрасте не могут постичь моральные проблемы.
А вот в шесть с половиной лет, сын уже спрашивал меня: «А правда, добро не всегда побеждает зло?» Он из месяца в месяц возвращался к этому вопросу, как бы, пытаясь приноровиться к этой неудобному, неприятному, но очевидному закону человеческого мира.
Все мальчишки любят смотреть кинофильмы про войну или поединки. Светик не исключение, но, начиная с четырех лет, его всегда интересовал именно моральный аспект любой войны. Например, на экране идет резня, а он спрашивает меня или маму: «Кто из дядей добрый и кто выигрывает?». Ведь, если режут хорошие плохих, то это — справедливо и тогда надо радоваться, а не огорчаться. Парадоксально звучит ответ: «Выигрывают добрые (в его понимании — наши), они уже почти добили злых». А что делать, когда мы смотрим фильм об Александре Македонском, который ломает строй персов? Где здесь Добро и Зло? Так я стал объяснять, что чаще всего на экране нет ни добрых, ни злых, а есть просто люди, которые, вынуждены убивать друг друга из-за жадности своих царей или из-за неспособности договориться и пойти на компромисс.
«А тебе, пап, кого жалко?»
«Мне — всех».
Дальше разговор переходит на абстрактные категории с попыткой нащупать в себе, понять и назвать, что же такое жалость, обида, а также как к ним приводит жадность, жажда власти или мести. Да! Да! Святослав и его друзья, которым по пять-шесть лет уже интересуются этими понятиями Мира-Общества.
Святослав в возрасте шести с половиной лет однажды пообещал преподавательнице, которая пыталась заставить его отвечать урок, дословно следующее: «Я полечу в космос и буду там неосторожен». Кстати, такая формулировка свидетельствует не только о высоком уровне притязаний «юного дарования», но и о полной уверенности, что для учительницы он остается очень значимой персоной. Интересно, что это не мешает учительнице наказывать Святослава, как у нас говорят, назначать компенсацию. Это не разрушает их отношений, то есть не колеблет уверенности Святослав в том, что окружающие люди его любят.
Отучивать его обижаться мне пришлось другими способами, но об этом — потом.
«Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас» (из детского заблуждения)
Как-то вечером в возрасте шести с половиной лет Святослав отказался чистить зубы. Нет, он не был в принципе против этого акта, но он знал, что за ним последует предложение лечь спать. А спать ему не хотелось. Я предложил раз, предложил два, но по всему было видно, что сын решил «прогнуть реальность», то есть немного раздвинуть границы дозволенного. Я попытался приказать, но вовремя вспомнил, что угроза наказания и уж тем более гнев не лучший способ воздействия. Тогда я сказал как можно спокойнее и убедительнее: «В таком случае завтра я не подпущу тебя к компьютеру. За то, что ты сейчас нарушаешь наш договор об отбое в девять часов, я нарушу свою часть договора и не разрешу тебе никаких компьютерных игр». Глаза Святослава наполнились слезами. Честно говоря, я даже не ожидал, что он так расстроится. Заложив руки за спину, он что-то пробурчал.
— Что-что? — спросил я. Мой сын навел на меня печальные глаза и беззвучно зашевелил губами. Мне даже показалось, что он ругается, чего между нами никогда не водилось. Поэтому я по возможности мягко переспросил:
— Не понимаю, что ты говоришь.
И снова тот же мученически-обреченный взор и почти шепотом:
— Мне все равно!

Разумеется, я не поверил, что ему все равно, иначе, откуда столько страдания? Но все мое внимание теперь уж сосредоточилось на реальной попытке Святослава сохранить лицо и показать любимому папе независимость: что бы ты со мной ни сделал, мне пофигу. Не сомневайтесь, именно в таких выражениях наши дети и формулируют лозунг противостояния. И еще он, конечно, знал, что рискует, «нарывается». Но ведь какая-то сила толкала его на развитие конфликта, требовала дойти до предела, чтобы определить новые границы. Откуда он взял этот образ поведения? Скорее всего, слышал, как старшие мальчишки рассказывали об опыте противостояния своим родителям. А может быть, так реализовался скрытый в бессознательном инстинкт соперничества, заставляющий противостоять сильному до последнего, даже при твердой уверенности в невозможности победы. Впрочем, я не сомневаюсь, что каждый из вас переживал такие мгновения. Теперь от моей реакции зависело, захочет ли он и дальше прогибать границы мира, и не потеряю ли я любовь и доверие сына из-за такой безделицы, как чистка зубов. Все это выглядит длинным на бумаге, но на принятие решения у меня были мгновения, пока в лице сына читалось еще некое сомнение и испуг от собственного безрассудства. Шаг был сделан, но система находилась в состоянии выбора, то есть, еще ни один из видов реакции не был занесен в программу. Стоит накричать -и в программу упадет обида, а еще и готовность сопротивляться. И дальше эта часть программы будет срабатывать все чаще и чаще как узаконенный вариант реакции.

И тогда я решаюсь. По возможности небрежным тоном говорю: «Да ладно тебе. Раз все равно, тем более не надо нарываться на скандал и добиваться, чтобы я тебя наказал. ПРОСТО ПОЙДИ И ПОЧИСТИ ЗУБЫ, и не будет проблем». Мгновение ожидания: сработает — не сработает. И Святослав опускает глаза и идет чистить зубы. Минут через пять он идет укладываться спать и между делом с лукавой улыбкой интересуется: «А на компьютере я завтра могу поиграть?»

И с огромным облегчением я подтверждаю границы мира: «Конечно, раз ты вовремя ложишься спать, то ты можешь играть на компьютере». Этот этап проверки закончен, в семье мир и гармония. Но я знаю, что сын все равно будет пытаться прогнуть границы. И в какой-то момент он проявит большее упорство и готовность сопротивляться. Тогда и нам, родителям, придется отступить, то есть перезаключить договор на новых, но все равно наших условиях.
НАКАЗАНИЯ
Я понимаю, что многих коробит от упоминания о силовом воздействии. В нашем обществе развелось слишком много маньяков и садистов, которые получают удовольствие от причинения боли своим детям.
Но ведь они и не будут читать эту книгу. Зато разговоры о гуманном подходе к воспитанию заставили многих родителей вообще перестать управлять детьми, то есть давать ребенку какие-либо руководящие указания и добиваться их выполнения. Как будто маленькое существо само может делать правильный выбор в море личных и общественных альтернатив. В результате может получиться личность вообще не способная к ответственному поведению, а подчиненная только своим прихотям и инстинктам. Называется это новомодное безумие «свободным воспитанием». Помните, вы должны поступать не так, как советуют вам новые или старые теории воспитания, а так, как это определяется в конкретном случае потребностями самого ребенка.
До четырех лет Светик, рожденный под знаком овна, часто вынуждал меня к применению экстремальных методов воспитания — шлепки по попе не были особо болезненны, но они совершенно четко воспринимались как знак наказания! Были у меня и сомнения в правомерности таких шагов. Меня предупреждали западные специалисты — шлепать нельзя, насилие недопустимо. Можно только словами… а словами, усомнился я, это что -не насилие? Словами можно просто на всю жизнь закрыть дорогу к развитию. Даже гневным взглядом можно ударить ребенка больнее, чем ладонью.
Бывало и так — Святослав долго и упорно отказывался убрать собственные игрушки, о чем его просила мама. Я подхожу к нему в гневе, а он смотрит на меня, одной рукой начинает быстро собирать игрушки, а другой прикрывает попу. Я расхохотался. Он подумал, оценил ситуацию и тоже начал смеяться.
Он знал, что виноват, он знал, что заслужил наказание, поэтому и не обиделся. Вопрос не в том, каким способом наказывать. Важно, чтобы ребенок точно знал причину, по которой это происходит, и признавал, что это справедливо. Да, я шлепал своего сына тогда, когда он еще плохо понимал слова «нельзя», « я запрещаю» и «ты должен», но после каждого шлепка я или жена не ленились объяснить ему, что побудило нас к такому действию и как ему вести себя, чтобы избежать этого впоследствии.
Представляю, сколько народа сейчас внутренне возмутилось. Но вы должны принять во внимание и результаты!
Мы справляли пятый день рождения Святослава и шутили по поводу его характера. Вспоминали вместе с ним и наиболее яркие случаи нашего взаимодействия. Вспоминали, как ему доставалось по попе. Глядя на нашу реакцию, Святослав смеялся. Кстати, вдруг выяснилось, что уже пол года нам ни разу не пришлось прибегать ни к физическим, ни вообще к какими-либо наказаниям. Святослав научился точно отслеживать наше настроение и понимать причины нашего недовольства. А вместо наказания хватало воспоминаний о неизбежности этого наказания.
Оговорюсь, что вы ни при каких обстоятельствах не должны применять силу, когда наказываете приемного ребенка. Вы не знаете, какие пласты воспоминаний срикошетят даже от вашего дружеского шлепка, ведь вы не «вели» этого ребенка с самого начала. Приемный родитель или воспитатель не должны допускать слов и действий, способных спровоцировать возвращение их подопечного в лабиринт переживаний прошлого.
Еще через полгода мы заметили, что Святослав научился договариваться и соблюдать условия договора.
Совершенствовались его представления о любви, долге и дисциплине. Понятия «надо», «мы тебя просим», «сделай доброе дело» стали мощным стимулом для его действий.
В шесть с половиной он уже умел спокойно и с достоинством обсуждать с нами вопрос о своем наказании, заставлять нас идти на компромиссы.
— Почему ты ушел на стройку один? Здесь машины, чужие люди, которые могут тебя обидеть, работающие механизмы…
— Папа, я чего-то не понял, причем здесь механизмы?
— Они могут тебе отрезать руку или ногу.
— Понял. Я больше не буду сюда ходить без разрешения.

К сожалению, многие взрослые используют физическое наказание, как способ дать выход своему гневу. В этом случае, если речь и идет о какой-то терапии, то это разве что забота взрослого о собственном психологическом состоянии за счет ребенка. Но тут вообще дело не в способе воздействия, а в чувствах, которые испытывает сам родитель. Гнев и раздражение — чувства вообще не совестимые с воспитанием. Вы должны понимать, что, выплескивая свой гнев на ребенка, вы совершаете преступление, сопоставимое с физическим насилием, даже в том случае, если говорите шепотом и с улыбкой.
Я склонен считать, что наказание словом и вибрацией голоса во многих случаях опаснее. Гневные слова и интонации бьют прямо по душе ребенка. Эти раны, может быть, и труднее заметить, но шрамы от них остаются на куда более длительный срок. И могут повлиять на всю карту судьбы растущей личности.
Одна взрослая умная и красивая женщина всю жизнь страдала от не уверенности в себе. Эту психологическую проблему ей подарила мама, где-то в возрасте девяти лет. Девочка присутствовала при разговоре мамы с подругой. Мама вскользь заметила: «Моя дочь-то дурнушка». Эта фраза — единственное, что запомнилось из того незначительного разговора. Но запомнилась она на всю жизнь.
Мы привыкли легкомысленно бросаться словами, забывая, что в древности им приписывалась огромная мистическая сила. А может не зря? Пока ученые в этом не разобрались, рекомендую родителям просто предельно бережно относиться к словам, служащим основным мостиком, связывающим нас ребенком.
ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ АКТИВНОСТЬ
«Свобода развития ребенка есть гарантия раскрытия его способностей, что принесет ему наибольшее удовлетворение жизнью. Но свобода здесь проявляется в выборе пути при каждом столкновении с «вызовом», дающим опыт и требующим затраты сил. По мере решения жизненных задач увеличивается и внутренняя сила, которая позволяет усложнять задачи и двигаться дальше. Растущая личность должна научиться новому способу реагирования на вызовы внешней среды — выбирать оптимальные решения, понимать свои действия, придавая им все большую разумность и осознавать свою ответственность» (кредо Китежа).
Представьте себе трехлетнего ребенка, который хочет дотянуться до красивой вазы на верхней полке. Перед ним стоит стул и большая круглая тыква. Что выберет ребенок, для того, чтобы достичь цели? Если он уже использовал для этого стул, и в нем нормально развита творческая инициатива, то он предпочтет тыкву. Такое усложнение способа решения задачи соответствует его внутренней прО1рамме расширения своих возможностей. Разумеется, существует большой риск, что он свалится или разобьет вазу. Наверное, стоит сделать ему внушение. Но при этом стоит и порадоваться, что развитие вашего ребенка идет в правильном направлении. Многие всплески детской познавательной активности и реакции на новый опыт взрослые склонны трактовать как баловство, капризы, и вообще дополнительное напряжение. Они реагируют негативно, мало-помалу ограничивая стремление ребенка познавать себя и окружающую реальность. Вам просто надо решить, что важнее для вас — собственный покой или будущее любимой дочери.

Где-то в пятом классе растущая личность переходит на новый этап взросления, который характеризуется тем, что вырастает значимость оценки коллектива по сравнению с оценкой родителей. Мальчики и девочки начинают самоутверждаться, бороться за место в иерархии, и тут очень многое зависит от культурных ценностей, принятых в среде сверстников. В интеллектуальной среде авторитет зависит от успехов в школе и широты кругозора. Если же среда смешанная, то неуспешный ученик может попытаться сохранить лицо прямо противоположными способами. Он будет доказывать, прежде всего, самому себе, а потом уже и окружающим, что ему «плевать на отметки в школе». Соответственно, он будет пытаться поднимать свой авторитет в рамках других норм, принятых например, в компании во дворе или в кругу таких же неуспешных учеников.

Увы, в наших силах только воздействие извне. Поэтому наш опыт всегда остается для растущей личности чем-то внешним. Душевные беседы и лекции сами по себе приносят немного пользы. Команды и наказания не столько меняют личность, сколько забивают любые ростки творческого восприятия мира. Детей можно выдрессировать, но сделать из них свободных и талантливых личностей таким образом не удастся.
Под воздействием внешней среды и внутренних, пока не изученных нами сил, то постепенно, то катастрофически быстро, то скачками, то плавным накоплением количественных изменений, сознание ребенка набирает содержание. Сама последовательность стадий превращения младенца во взрослую личность, очевидно, жестко запрограммирована, но не запрограммировано богатство содержания сознания, скорость и качество его заполнения. А судить о том и о другом мы можем лишь по результатам, которые проявятся позже в виде реакций растущей личности на жизненные вызовы.
Когда меняется взрослый человек? После столкновения, чаще всего болезненного, с какими-то фактами или явлениями действительности, заставляющими увидеть, что образ мира, существовавший ранее в сознании, не соответствует действительности. В любом случае, чтобы взрослый человек захотел меняться, он должен быть выведен из состояния равновесия. Что же касается ребенка, то нормальная, растущая детская личность никогда и не находится сколько-нибудь длительное время в равновесии и покое.
Ребенок — природный феномен, лишенный устойчивости и постоянства.
Это эмпирически знают все родители. Как только ребенок научился ползать, он пытается это делать постоянно, по непредсказуемой траектории и всегда не вовремя. Малыш взрослеет, начинает тянуться к полезной деятельности, пытается помогать взрослым, но он никогда не может долго сосредоточиться на том, что нам, взрослым, кажется самым правильным. Он хватается не за то, делает не то, любой вид деятельности ему быстро надоедает, что приводит взрослых в отчаяние. Но это как раз есть знак нормального процесса развития. Здоровый ребенок только так себя и может вести. Он соткан из противоречий, он нестабилен. Самые неожиданные и, с нашей точки зрения, самые незначительные события внешнего мира и душевные движения вносят какие- то совершенно непонятные, нелогичные изменения в жизненную программу. Я бы сказал, это нечто вроде объемного взрыва. А это и есть взрыв, растянутый на семнадцать-двадацать лет. Энергия, расходящаяся во все стороны, сталкивается с плотностями окружающего мира. Информация о столкновениях фиксируется сознанием, складывается в кладовку мыслей-образов, оценивается здесь же с позиции главного вопроса — выживания личности. Если угрозы для выживания нет, то давление на внешний мир продолжается, информация поступает непрерывно, так как для нормального ребенка это и проба сил, и источник информации и постоянного удовольствия. Я не считаю себя специалистом в теориях Фрейда и Юнга, но двадцать лет занимаясь детьми, я пришел к выводу, что в нормальной ситуации именно стремление к победе, достижению цели- мечты, обретению новой информации, новых способностей является для них главным поведенческим мотивом. Это проявляется в игре, начиная с того момента, когда ребенок осваивает способность двигать руками и ногами… и не заканчивается никогда. Правда, у взрослых другие игрушки, да у многих общество и житейская обыденность понемногу убивают эту способность. Увы, биологам хорошо известно, что не задействованный орган отмирает.
Игра — символ непредсказуемости, спонтанности. Ее основа — эмоциональная энергия.
Дети из благополучных семей играют все время, то есть все время стремятся находиться в мире радостно непредсказуемых изменений.

Дети-сироты, как и дети, пережившие стресс от насилия или развода родителей — играют мало и с трудом. Часто для игры им нужна инициатива или поддержка взрослого. Они берегут свой покой и безопасность, производя впечатление самых стабильных систем на свете.
КРИЗИС. «ОТЦЫ И ДЕТИ»
В Махабхарате — древнейшем эпосе Индии сказано о золотом веке: «Стоило лишь помыслить и результат — вот он». Это — об изначальной божественности каждого из нас. А потом следует великая битва на Курукшетре, или, если хотите, изгнание из рая. Так мифология отразила закономерный итог начала познания человеческим существом основ нашего мира — добра и зла.

Ребенок рос, радовал всех одним своим появлением. Родители всячески хвалили его за успехи: научился ходить, начал держать ложку, начал связно говорить. Так он понял, что его личные достижения позволяют ему быть в центре всеобщего внимания. Но дальше родители сочли, что теперь, когда он стал сознательным, его можно не замечать. Так начинается кризис. Усложненный мир, возможная агрессия со стороны окружающих, уплотнение договоров, — все это превращает милую девочку с ангельским личиком в бойца ниндзя. Она обучается искусству войны, искусству маскировки и управления окружающими. И тут мы ей не помощники, ведь войну-то она, по сути, готовится вести против нас, своих родителей. Это очень болезненный период в общении родителей и подрастающих детей -и девочек, и мальчиков.

Из объяснений отца: «В пятом классе был идеальным помощником -рубил со мной дрова, ходил в походы, ни слова против … А теперь врет, в глаза не смотрит, как чужой…» А мальчик просто вырос.
Как бы он вас ни любил, ваш покой и одобрение не могут больше быть стимулом его развития.
Теперь вам самим надо перестроиться, найти новые подходы, снова убеждать в своей необходимости и неизбежности, готовности помочь. Чаще расспрашивайте, что на душе у ваших детей, чаще оказывайте моральную поддержку, высказывайте одобрение, давайте советы, как им решать свои «взрослые» проблемы с одноклассниками.
Ваша любовь должна проявляться как в увеличении плотности и интенсивности вашего общения, так и в готовности отпустить.
Пример из жизни
Десятилетняя Нина рано осталась без папы, но зато сильная и умная мама попыталась компенсировать эту потерю своей беззаветной любовью и мощной передачей жизненного опыта. В результате вырос ребенок с тонкой артистической натурой, способностью к эмпатии и умением управлять собственной любящей мамой. При ней Нина превращается в совершеннейшего ребенка, речь — в нежный лепет, глаза излучают преданность и любовь. С детьми Нина назидательно терпелива, любит делать замечания и давать наставления, подражая даже интонациями своей маме или кому-нибудь из учителей. Со взрослыми она очень аккуратна, подчеркнуто вежлива.
Мама у Нины сильная, быстрая в решениях и движениях женщина. Для Нины такая скорость и сила сами по себе является вызовом, которого желательно избежать. Но и противостоять напору мамы представляется самоубийственным бунтом. Поэтому девочка выработала в себе естественную защитную реакцию торможения. Любое предложение мамы встречается с пониманием и готовностью, но выполняется в нарочито замедленном темпе. При этом и словами, и выражением лица демонстрируется полная лояльность. Например:
— Дочка, пойди, вымой посуду.
— Конечно мамочка. Я сейчас только доиграю, и буду мыть…Я уже почти пошла. Только у меня болит голова, ты помнишь, так же, как три дня назад. Мне так же плохо. Уж и не знаю, как я вообще сегодня уроки буду делать…
Смотрите, какое тонкое знание психологии! Тут и пробуждение в маме естественного чувства жалости со ссылкой (эмоциональной зацепкой) на прошлый опыт детских страданий. И готовность выполнить просьбу, пусть и ценой возвращения этих страданий.
Голос полон нежности и покорности, что неизбежно, как и напоминание о плохом здоровье, пробуждает в маме цепь запрограммированных всем предыдущим опытом реакций.
Детская магия! Между Ниной и близкими образуется некая сладостно-тягучая прослойка, сродни меду или смоле. В нее, как в защитную паутину, она пытается запеленать сильную, доминантную маму и не в меру активных сестер. Паутина делает мамины удары неточными, сбивает прицел, что позволяет избегнуть исходящих от нее мощных импульсов.
Поэтому, для нормального контакта между родителями и детьми, у детей должно быть право сказать нет, сообщить родителям о своих претензиях или проблемах.
Мария Кривенкова.
Записки молодого специалиста
(или отчет в карту китежского психолога о пребывании в приемной семье матери Марии в роли замещающего родителя-воспитателя)
Однажды случилось так, что я решила начать непосредственное общение с детьми на их территории. Я чувствовала в себе новую энергию и решила направить её в мирных целях, а заодно проверить свои силы. Поэтому по возвращении с сессии я решила поселиться в приемной семье Марии (воспитывающей в Китеже семерых приемных детей и собственную дочку — Д.М.) В этих детях есть потенциал, способность к творческому преобразованию себя, и если начинать активную работу, то с детьми этого возраста. Внутри я имела возможность наблюдать непосредственное течение их жизни и поняла, что все мои действия в прошлом году по контролю их поведения и исполнения целей были чистой формальностью: я не видела, чем они живут, не задумывалась над мотивами их поведения в той или иной ситуации. Теперь я жила с ними, и они меня заметили, так возник взаимный интерес, а уже на этой основе начали выстраиваться отношения.
Участие в утреннем и вечернем туалете детей, преимущественно девочек, сблизило меня с ними: девочки между делом начали говорить о главном. В частности, после очередной разборки с мамой Марией грустная, уставшая после долгого дня Синди пришла ко мне причесывать волосы. Я спросила, что произошло. Синди ответила, что только что говорила с мамой (разговор был о том, что девочка не выполняет просьбы, обманывает). Причёсывая её, я спросила, зачем умная Синди, которая все понимает, обманывает и притворяется глупой и безынициативной? Синди ответила, что, да, она действительно умная, понимает, почему её ругают и почему она так поступает. Я спросила: «Так зачем ты это делаешь?»
«Боюсь, это страх мешает быть открытой».
Я уточнила, чего именно она боится. Девочка сказала, что не знает, но после более точного вопроса, ответила, что знает, но пока не готова сказать. Она промолчала, я тоже. На каникулах Синди старалась установить личный контакт, очень осторожно и издалека, видимо, сопоставляя и ища параллели между нами, поскольку расспрашивала о моём детстве, очевидно, стремясь в ответ рассказать о своём. Гуляя, мы долго разговаривали о танцах, балете. Между делом Синди рассказала, как её злило, что Люся ставила ее в угол, а Маша (жена фермера) заставляла перемывать посуду по несколько раз. Поведала о том, что, стоя у Люси в углу, от скуки отрывала обои, и никто этого не замечал. А у мамы Марии она обои не обдирает, поскольку обои интересные, красивые, и вместо того, чтобы обдирать, она их рассматривает.
После месяца совместной жизни я убедилась в том, что Синди провоцирует своим поведением окружающих на негативную оценку и даже агрессию. Похоже, что это демонстративная манифестация независимости и непризнанности. Синди считает, что её недооценивают, и таким способом пытается заявить о себе. Она получает такое количество однотипных замечаний, что правильное поведение могло бы уже перейти в условный рефлекс, однако она продолжает делать одни и те же «ошибки», заранее зная реакцию взрослых. Возможна такая цепь: я знаю себе цену -окружающие меня недооценивают — я сделаю вид, что я «никчёмная дура, раз вам так угодно» — чувство жалости к себе, которое, оттеняет сладостное ощущение непризнанности, исключительности и непонятое™. Может это не такое уж случайное совпадение, что в спектакле именно ей так удалась роль Золушки — она и в жизни классическая «золушка» с потребностью в постоянном «гонении» для поддержания внутреннего состояния и самооценки. В отличие от всех остальных приемных девочек в семье, Синди почти никогда не старается отстоять себя или агрессивно и упорно доказывать свою правоту — почему? Может быть, она в этот момент получает то, что ей нужно? Однако в творчестве (театр, игра на музыкальных инструментах), когда Синди забывает о своей «роли», она полна энтузиазма, открыта, перестаёт провоцировать. Вывод: постоянно реализуется одна и та же схема, и возможность выхода из неё — в получении подтверждения её уникальности другими способами и в других ситуациях и более интенсивно.
Случилось так, что я поселилась в комнате девочек на втором этаже, и с Ниной у нас завязался эмоциональный контакт. Может быть, поэтому я заметила, что поведение Нины после отъезда мамы резко меняется — в свободной от ролевой игры атмосфере она теряется и начинает пробовать новые образы — начинается поиск себя.
1) разговор вечером: что ты помнишь из своего детства?
Перед сном разговорились, и я попросила рассказать о её детстве. На том конце молчание, потом спокойным, утробным голосом начинает повествование: «Мы жили очень бедно. К нам никто не приходил в гости…» В этот момент я неожиданно, и в интонациях, и в самих словах, и в построении речи увидела маму Марию, которая пару недель назад так же об этом рассказывала. Затем я попросила продолжить рассказ, задавая вопросы: «Что, действительно никто не приходил, ты ни с кем не играла?» В процессе оказалось, что взрослые и дети иногда заходили, но самое главное — изменялся тон и настроение повествования: с каждым новым воспоминанием они становились более детскими, оптимистичными, вызывали улыбку. Возможно, что огромный пласт непосредственно детских воспоминаний изрядно «припорошен» восприятием мамы и её воспоминаниями, или тем, что она хочет видеть как воспоминания. В связи с этим, нам, возможно, долго придётся пробираться в каждой отдельной ситуации к настоящей Нине.
2) обида на сестру Машу и маму;
Спектакль, подготовленный детьми на Новый год («Золушка») позволил по-новому взглянуть на Нину. Её роль мачехи была самой яркой, характерной среди женских, и актёрская работа была по достоинству оценена. Возможно, это дало опору Нине в проявлении себя, и она решительно заболела. Это дало ей шанс стянуть на себя внимание семьи и немного побыть без помех (общественных дел) с приехавшим старшим братом, пока в доме царила семейная идиллия. А потом мама уехала на несколько дней в гости, и это явилось неожиданным «ударом» для Нины. Но обида, а тем более на маму, табуирована в её сознании как грех.
Я осталась ночевать на втором этаже, а Нина выбрала мамину комнату, в которой спала заболевшая старшая сестра. На следующий день Нина пришла днём в мою комнату расстроенная. Я обняла девочку и начала расспрашивать о причинах. Вначале Нина демонстративно, скучая, уверяла меня, что всё хорошо. Я попросила меня не обманывать, иначе я не буду с ней говорить. Нина взбрыкнула, но вдруг заявила: «Меня никто не любит». Далее последовал примерно такой диалог, который я дам здесь с купюрами.
— Что случилось, ты обиделась на маму за то, что она осталась в Орионе?
— (испуганно) Я обиделась? Я ни на кого не обижалась!!!
— Нина, ты сейчас меня обманываешь.
— Нет, я тебя не обманываю!
После долгих препирательств и явно саркастичных выпадов Нина сказала, что её не любят.
— Кто?
— Маша.
— Почему ты так подумала?
— (с этого момента и далее театральным, страдающим голосом) Я вчера попросила у неё стакан холодной воды, а она мне не разрешила. Я так хотела пить, мама мне всегда разрешает.
— Нина, мы были очень заняты.
— Но я так хотела пить.
— Нина, а вот это действительно эгоистично. Детей было много, и мы не могли уделить тебе персональное внимание.
— Хорошо, я поняла (закрылась, сделала это демонстративно).
— Не хорошо, есть что-то ещё, что тебя расстроило?
— (и это было самое главное) Сегодня ночью было очень жарко, а я ещё сплю на второй полке там очень жарко, и я попросила Машу чуть- чуть открыть окно, а она не открыла. И я полночи не могла заснуть. Я же просила всего капельку открыть.
— Нина, ну ты даёшь. Во-первых, мы спрашивали у тебя, где ты будешь спать, и было два варианта: наверху или внизу. Ты сама выбрала спать внизу…
— Да, но неужели нельзя было хоть чуточку приоткрыть?
— Нет, нельзя. Ты не заметила, что Маша приехала из Ориона, потому что заболела. Если бы она открыла хоть чуть-чуть, ей было бы на утро очень плохо.
— (Нина корчится от моего «непонимания») Но чуть-чуть бы ей не повредило.
— Нина, вот сейчас ты, вместо того, чтобы подумать о здоровье своей сестры, думаешь только о себе. Сейчас как раз ты поступаешь эгоистично.
Здесь Нина пытается встать с кровати и уйти. Я удерживаю её, объясняя, что общаться с ней буду только в том случае, если она будет стараться быть честной и слушать мнение других. Уверила, что я её друг и именно по этой причине иногда буду с ней беспощадна. В этот момент ребёнок смотрел на меня откровенно свысока. Затем я предложила в данный момент думать не о своих обидах и о том, что сестра её не любит, а о том, как она может показать сестре любовь сейчас.
— Ей не нужна моя любовь, каждый раз, когда я подхожу к ней, меня отталкивает.
— Потому что следует выбирать время и подходящую ситуацию, чтобы выразить любовь, а не просто к месту и ни к месту вешаться на сестру.
Нина вспыхнула, убежала и хлопнула дверью. Я продолжила чтение книги. Видя мою невозмутимость, ребёнок хотел меня спровоцировать на подобные эмоции: два раза, демонстративно не замечая меня, заходила в комнату — искала что-то в ящике (я не отреагировала); принесла мне резинку для волос, мою, не глядя на меня (я в ответ односложно поблагодарила). Через некоторое время распахнулась дверь, и ребёнок с вызовом обратился: «Ну, как я могу показать ей свою любовь?!».
— Ты можешь сделать ей горячий чай, аккуратно обнять и сказать, что ты её любишь.
Дверь закрылась, ребёнок ушёл; Через некоторое время вернулся в несколько другом состоянии:
— Я сделала, как ты мне советовала.
— Молодец, как Маша отреагировала?
— Сказала «спасибо», теперь спит.
Состояние девочки резко изменилось, хотя она продолжала демонстрировать независимое поведение.
3) Душевное общение;
Я посадила Нину на колени, как ребёнка, она бурчала, но оставалась на коленях, и голос становился всё более детским, и по-детски обиженным.
— Нина, нельзя думать только о себе. Тебя окружают люди, и каждый человек имеет своё мнение. Следует учиться говорить и понимать разных людей. Мир будет редко поступать, как ты хочешь, даже очень редко. Всё это было сказано очень спокойно и серьёзно, девочка выслушала, не обижаясь и не убегая, так как получила возможность посидеть на коленях и почувствовать свою избранность. Я торжественно пообещала говорить ей правду и призывала её к ней прислушиваться. Конфликт был исчерпан. Таким образом, всплеск эмоций позволил хоть что-то продвинуть в закрытую сферу сознания Нины.
4) Мачеха — Байрон — маленькая девочка — Фемина — четыре сменяющие друг друга ипостаси Нины;
Изменившиеся условия внешней среды лишили Нины, в некотором смысле, опоры и безопасности, спровоцировали на поиски новых форм взаимодействия с окружающими. До сих пор самым распространённым оставался образ «маленькой девочки» и образ «кокетки, маленькой женщины». Первый находил стопроцентный отклик у мамы и старшей сестры, другой, непонятно откуда взявшийся, у умиляющихся взрослых, особенно гостей. А в новых условиях маму сменила я — новая «старшая сестра», а внешний мир, раньше надежно экранируемый маминой силой и заботой, вдруг придвинулся вплотную и стал требовательным и болезненно плотным. Привычные инструменты — обида и припадки «плохого здоровья» — вдруг отказались служить, зато появилась свобода, то есть пространство для выхода «созревших» внутренних ролей. Так родились «мачеха» — в которой нашла отражение лидерская активность Нины, которая вследствие неумелого управления носила агрессивный и экспансивный характер; в попытке привлечь внимание родился образ «Байрона» — «меня никто не любит, всё лишено смысла, ничего не буду делать», при этом подчёркнуто замедленный характер действий, апатичное с вызовом выражение лица, не менее вызывающая поза: Нина закинула ноги на рабочий стол, скучает, отказывается (лениво, с оттяжкой) от выполнения домашних заданий. Ожидание ребёнка в этот момент: взрослый начнёт меня уговаривать, я получу свою долю внимания, появится механизм управления взрослым. Моя реакция: заглянула в комнату, спросила, почему Нина не делает уроки, девочка ответила из своей роли, что не будет делать; я спокойно откомментировала: «через десять минут зайду, ты должна начать» и вышла, больше не заходила; однако через неплотно закрытую дверь увидела, что ребёнок начал «трудиться». Когда Нина хочет чего-то добиться, но не уверенна в успехе мероприятия, она всегда начинает с «ребёнка», если это не проходит, то вступает «кокетка», и только потом — «мачеха». Ипостась «мачехи» наиболее, на мой взгляд, близка «настоящей» Нине на данный момент времени, это первые серьёзные попытки открыто проявлять свою силу и поэтому они, подчас, агрессивны. Именно этот внутренний образ позволил проявиться творческим и организаторским способностям Нины, которые, безусловно, присутствуют. В результате Нина и Синда написали два стихотворения, переделали песню, выступили в столовой перед Общиной, написали на заказ стихотворение для мамы. Таким образом, проявление новой социальной роли позволило проявить скрытую активность и талант, но для этого необходимо было, чтобы порушились привычные роли и «образы».
Дальше жизнь развивалась стремительно — дети занимались творчеством: один из средних братьев, Саша, начал писать картины акварелью и проводил за этим занятием в одиночестве по три часа ежедневно (кстати говоря, сейчас он пробует свои первые работы маслом и продолжает писать акварелью), несмотря на то, что вначале «покосилась» его успеваемость, он справился и с тем, и с другим; Нина и Сандра писали стихи, размышляли о дальнейших совместных подвигах. Нина заявила о желании некоторое время провести в Обители 2. На основе её желания и собственных наблюдений Педсовет принял решение переселить Нину к нам в дом.
Но тут вернулась мама Мария и Нина начала жаловаться на головную боль, горло и общий упадок сил. Привычная программа вернулась.
По решению педсовета для отработки самостоятельности и умения строить отношения, Нина переехала к нам с Юлей в обитель и, безусловно, сразу попала в обстановку, потребовавшую большего напряжения и перестройки реакций. Мы с ней не сюсюкались, были более требовательны, менее подвержены манипуляциям. Уже в первый вечер Нина в ответ на предложение самой подумать над задачей, сообщила о намерении пойти домой к маме — она поможет (подразумевалось — а вы жесткие.)
Мы объяснили Нине, что:
— задание ей вполне по силам, именно по этому мы и не помогаем;
— мама воспримет её приход настороженно и подумает, что произошло неприятное; как следствие, расстроится и будет волноваться всё остальное время;
— и последнее — если Нина решила жить у нас некоторое время, то не следует бегать меж двух домов; у неё всегда есть возможность вернуться, если что-то не понравится.
Нина приняла это, но, чувствуя, что поддержка в лице мамы рядом, усилила натиск на «устав нашего монастыря». Следующие ночи Нина плакала, не говоря нам ни слова, но с удовольствием рассказывая об этом маме. Ребёнок получал свою порцию материнской жалости, ощущая удовлетворение от того, что я оставалась не в курсе. Это добавляло переживаний маме Марии, в глазах которой мы выглядели нечуткими и невнимательными «родителями».
На следующий день мы готовили творческий «десант» в «Орион», репетировали сценку — было много веселья и открытий. Выступление в «Орионе», как и сам выезд туда, были выходом из привычного круга событий. Нина просто блистала как артистка. С ее стороны за эти два дня не было ни одной попытки манипуляции или каприза. К сожалению, привязка сознания к месту сработала сразу по возвращении домой. Молодые специалисты, то есть мы, решили отпраздновать успех кампании и рассказать «о подвигах», что мы и сделали у нас дома. Нина сочла, что ей в этих историях и самом празднике уделено мало внимания и на другой день рассказала маме, что мы ее обсуждали и «говорили что-то и смеялись». Последовали неприятные объяснения между взрослыми и Нина, увидев, что спровоцировала конфликт, изменила легенду, сообщив, что ей и наш разговор и сама мама приснились. Так девочка окончательно запутала нас, «пригласила» в мир сказок и легенд, в которых чувствует себя очень уверенно. Осознаёт ли она свои действия? И в какой степени? В любом случае механизм действия «через голову», без попытки разобраться — один из основных в поведении девочки.
Последние несколько дней мы всё время проводим с Ниной вместе: смотрим «Гарри Поттера», читаем одноименную книгу вслух, катаемся на коньках. Я стараюсь ненавязчиво структурировать её время и пространство, включая пространство мысли. За эти дни я прояснила для неё только один важный момент: она в Обители не на исправлении, а в попытке осознать свои возрастные изменения и попробовать себя в новом качестве, поскольку исправление подразумевает что-то плохое, содеянное ранее, а этого не было.
Воскресенье, 5 февраля, конец второй недели пребывания Нины в обители 2:
— за полтора часа и почти самостоятельно Нина сделала четыре предмета;
— Нина читает «Поттера» несколько часов подряд;
— она всё также прячет от меня свои переживания и симпатии, хотя в обращении стала свободнее;
— начала выполнять свои обязанности по дому — моет посуду, стирает со стола, готовила себе еду;
— расположение выражает либо объятиями, либо сделанными чаем или морсом;
— и последнее, очевидно, что внутри течёт жизнь, тщательно оберегаемая от «вторжения» взрослых, будь то мама или я с Юлей; во внутреннем мире уже даётся оценка молодым людям, себе, окружающим и ситуациям; миру взрослых демонстрируются лишь отдельные решения или сомнения. Прекрасной иллюстрацией этого может стать разговор Нины и Сандры, случайно «подслушанный» мной подлинный фрагмент детской жизни.
Преамбула: за час до начала ярмарки Нина предложила испечь манник, поскольку она, Светик и Синди хотят копить финансы совместно. Я согласилась и пригласила на помощь Синди, которая была заявлена как участник проекта. Реакция Нины на появление Синди дома была резко отрицательной: первая — «зачем ты пришла» (я напомнила, что Синди включена в их бизнес); вторая — «пусть остаётся» (рассерженное выражение лица, подчёркнутое молчание). Нина хотела сделать манник вместе со мной, тем самым укрепить свои личные позиции хозяйки и признание индивидуального успеха, но проговорить, даже осмыслить это ребёнок не мог, он просто точно знал, что Синди -это препятствие, что и нашло выход в агрессии. Я предложила девочкам разобраться друг с другом самостоятельно и удалилась. Сразу после ухода состоялся примерно следующий диалог:
Синди: Ты что не хочешь, чтобы я тебе помогала?
Нина: (сквозь зубы) Хочу!!!
— Ты говоришь это неискренне.
— О, Синди, у меня скоро все пломбы из зубов выпадут. Я всегда сжимаю зубы, когда злюсь!
— Ты на меня злишься?
— Нет, Синди, хватит.
— Если хочешь, я могу уйти.
— Ты хочешь, чтобы я попросила тебя остаться, хорошо: Синди, останься пожалуйста!!!
— Это ты неискренне говоришь.

В этот момент Синди решила выйти и увидела меня, смутилась, но не сказала Нине обо мне, как я и просила. Это был интересный момент: девочки вели себя очень взросло, было очевидно, что Нина злится из-за проницательности Синди, но правду сказать стыдно. Нина начинает истерить; интересно, что в сложных ситуациях, непредсказуемых, это обычная реакция.
Трудно говорить о каких-то успехах. Остаются ещё две недели официального срока пребывания Нины у нас. И вся жизнь впереди…
ЛЮБОВЬ
Помните, в 70-х был фильм с таким названием. Доронина в роли стюардессы, песня «Я мечтала о морях и кораллах», долгий путь двух цельных, умных людей друг другу. Это фильм о возможности соединить узами тепла и понимания два разных образа мира, принадлежащих физику и стюардессе.
Так вот, никто из наших детей, и даже молодых сотрудников не видел этого фильма. Название главы вызвало у них совершенно иные ассоциации. Однажды я спросил всех детей Китежа, какие фильмы про любовь они знают. В числе набравших наибольшее количество баллов оказались « Ромео и Джульетта», «Титаник» и мультик « Шрек». Правда, были названы среди прочих «Сто дней после детства» и «Офицеры».
Откуда у маленького бродяги может появиться образ любви? Слово он слышал, значит так или иначе ищет в окружающей жизни образ того, что подходит под это понятие. Первое, что попадется ему на глаза, имеет наибольший шанс навсегда остаться в его памяти под кодовым словом — любовь.
Ну, а что попадает, вы сами знаете. Так откуда он может узнать, что любовь имеет самое непосредственное отношение к самопожертвованию, терпению, безусловному приятию другого, а не своих инстинктов.
Короткие фразы из моих бесед с подопечными довольно ярко демонстрируют пренебрежение родителей будущим счастьем своих детей.
— Я помню, фильм, там двое целовались на фоне луны. Это было красиво. Ничего другого на ум не приходит.
— Я это слово услышал в школе, когда мальчишки на сеновале чем- то занимались со старшей девочкой.
— Со мной родители об этом никогда не говорили. Они и слова то такого никогда не произносили… Но почему-то все- таки думаю, что они любят друг друга и меня, хотя не уверен.
Ни один не сказал, что любовь — это состояние души, когда хочется отдавать, а не брать, оберегать, но не превращать в собственность. Похоже, что из ткани общественного сознания просто исчезло понятие служения и самопожертвования.
Одно и то же слово любовь обозначает совершенно разные явления, чувства в сознании сорокалетнего инженера, двадцатилетнего «тусовщика», артиста эстрады и выпускника сельского специального технического училища. Важнейшее в жизни каждого человека понятие выведено за рамки объединяющего образа. Где уж тут нам договориться с молодым поколением о нравственных началах гражданского общества. Ведь это самое гражданское общество понемногу становится похожим на вавилонское столпотворение. Люди перестают понимать друг друга, потому что слова больше не обозначают тех понятий и явлений, ради которых были созданы.
Дети замечают в окружающем мире только то, что их научили распознавать. Хотя часто хватает всего одной беседы для того, чтобы помочь подрастающей личности разобраться в иерархии ценностей и осознать, что любовь все-таки есть.
А родители часто боятся обсуждать с детьми этот самый важный вопрос. И тогда дети начинают думать, что с родителями говорить об этом стыдно, а говорить можно только со сверстниками во дворе.
Лет двадцать назад, когда я был вожатым в пионерском лагере, засиделся с несколькими ребятами за чашкой чая. Другие дети из моего отряда предположительно спали после отбоя. Вдруг тишину темного коридора нарушили странные рыкающие звуки.
— Что такое? — спросил я ребят.
— А, фигня, — это Пашка.
— Ну и что он делает?
— А так, блюет.
— Почему?
— Делать ему нечего.
— Так и мне делать нечего, но я себя спокойно веду.
Поняв, что отвертеться не удастся, а доверительно-шутливый тон разговора и не позволяет начать играть в «не выдавай товарища взрослым», ребята признаются:
— Ну, Инну он любит.
-Разве от этого такое бывает?
— Бывает. Он ацетона налил в пакет и напялил себе на голову. Это он от несчастной любви.
Конечно, мы его отпоили молоком, на другой день наказали, но дело не в этом.
Девятиклассник Пашка весил более 80 килограммов, был выше меня ростом, но не имел опыта сердечных страдания. Поэтому он пытался «забыться» таким образом. А как еще он мог выплеснуть ураган страстей, раздирающий его душу? Его, по идее, должны были подготовить к этому интеллигентные и благополучные родители.

Человеческая личность так устроена, что обязательно должна найти некий внешний выход для стихийных страстей, поднимающихся из недр бессознательного. Но для этого нужен образ, и лучше, если его дадут родители.
Из разговора с десятиклассником в Китеже.
— Что такое, по-твоему, любовь?
— За время жизни в Китеж слышал много версий. Недавно разговаривал с Шуриком и теперь думаю, что любовь — это когда благостно все. Когда ты спокоен, душа удовлетворена. Нет, когда душе есть к чему стремиться. Когда идеал досягаем… Или нет… Не знаю. Любовь — это любовь. Душа нашла идеал, и она к нему стремится. Если я даже что-то выдумываю, я выдумываю с собой реальным, не рыцаря в доспехах, а себя нынешнего.
Случай из жизни
Ко мне в дом на очередной «разбор полетов» пришли три наших молодых учительницы — Женя, Маша П. и Маша К. Святослава было не с кем оставить, и он просто сидел рядом и слушал, как мы обсуждаем психологические проблемы наших детей, придумываем способы воздействия, игровые ситуации. На него особого внимания не обращали, он спокойно слушал, иногда перемещаясь между нами, залезал ко мне на колени, листал книжки. А потом, когда совещание закончилось, Святослав подошел ко мне и прошептал на ухо: «Я люблю всех троих».
— Кого? — не понял я.
— Девочек — вот этих — всех трех.
В этом сообщении закодирован вопрос: «Я переживаю сильное чувство, оно распирает меня изнутри, требуя выхода. Но, папа, хорошо ли это и что мне с этим делать?».
— Ну и скажи им об этом, — предложил я, демонстрируя мужскую солидарность и серьезное отношение к его признанию.
Светик весь изнутри словно засветился, таким соблазнительно простым оказался выход из затруднительной ситуации, но, подумав, отрицательно покачал головой.
— Стесняешься? — спросил я.
— Да.
— А ты подойди к каждой и скажи ей про любовь на ухо.
Он поколебался немного, но потом неспешно и основательно последовал моему совету.
Интересно было смотреть на то, как менялись лица девушек. Они тоже не очень понимали, что делать в такой ситуации. В нашем коллективном опыте нет предписаний, как реагировать на искреннее объяснение в любви со стороны пятилетнего мальчишки. Впрочем, оказалось, что достаточно просто поблагодарить и чмокнуть в щечку.
Святослав, довольный, сел за стол и занялся рисованием. Похоже, на этом этапе познания мира, тема оказалась исчерпанной.
Он чувствовал себя победителем. Он рискнул и получил приз -радость и благодарность. Результаты первого опыта всегда особенно важны. Все новое воспринимается нами с особенной яркостью. Поэтому, именно этот первый опыт и записывается как программа в основу личности. Потом в школе Святослава будут высмеивать за попытку сказать кому-нибудь на ухо про любовь, потом ревнители нравственности объяснят, что любить можно только одну девушку, и обязательно ее сделать своей женой. На него еще успеют навесить чувство вины, обрезать его свободно текущее эмпатичное сознание ножом запретов на лоскутья обид и негативного опыта.
Но главное уже сделано. Внутри у него все равно будет жить глубокая подсознательная уверенность, что любить людей — хорошо. И нет ничего стыдного в том, чтобы говорить о своем чувстве. А те, кто смеется над этим, те просто чего-то по — крупному лишены в этой жизни.
Так закладываю основу свободного развития и отваги жить не по предписанным образцам, а в поиске. Это рискованно, но только такой путь ведет к счастью. Мы хотим пробудить в наших детях потребность в самореализации, то есть врожденную способность воплощать свою собственную жизненную программу. Нам важнее пробудить в них жизнерадостность, способность к развитию, творчеству, чем научить внешне соответствовать ожиданиям общества, которое, по большей части состоит из деморализованных, неспособных любить, не имеющих уверенности в будущем индивидов.
За словами и образами скрывается СИЛА.
Например, когда внутренняя стихийная энергия бросает ребенка в бег по ледяной дорожке, вы не должны кричать ему: «Стой! А то упадешь!» Он от таких слов, скорее всего, во-первых, не остановится, а во-вторых, упадет. Куда разумнее крикнуть: «Держись! Не падать!»
Хорошо приучить ребенка к твердым родительским формулировкам, которые хоть и выглядят немного примитивно для взрослого ума, но очень помогают ребенку контролировать себя в условиях ОПИСАННОГО и ПОНЯТОГО РЕБЕНКОМ ОБРАЗА МИРА. Со своим пятилетним сыном я интуитивно остановился на следующих формулах: «Не теряй контроль!», «Соберись!», «Мужчины не хнычут!», «Я буду богатырем, а богатыри не боятся!», «Будь справедливым!». Он услышал эти фразы от меня, они понравились ему, отложились в основе картины мира, и теперь он сам повторяет их. Во многих случаях они действуют не хуже молитвы.
Святослав бежал по улице на встречу ко мне и резко остановился перед собакой, которая преграждала ему путь через мостик. Секунду подумав, он крикнул: «Я богатырь! Богатыри не боятся!» и пошел на собаку. Образ древнерусского богатыря помог ему собрать внутренние силы для борьбы с собственным страхом. Но потребовалось время, чтобы достать правильный образ и произнести «слова силы».
Естественный вопрос — а что было бы, если бы собака укусила? Такие эксперименты родители должны поощрять только с абсолютно безопасными собаками. В противном случае, ребенок может разочароваться в своих силах или испугаться на всю жизнь. Но конечно от всех трагических случайностей не застрахуешься. Дозированное столкновение с болью даже полезно. Все равно умение терпеть — одна из добродетелей взрослого человека. В этом случае, я объясняю Святославу: «Богатыри тоже иногда получали раны в бою. И они не плакали, они мужественно терпели боль». Заметьте, как часто дети, готовясь к решительному шагу, вслух подбадривают сами себя. Часто они проговаривают вслух и свои особо острые обиды, то есть, с нашей точки зрения бурчат, а по сути, меняют свою внутреннюю реальность. На языке науки у известного российского исследователя А. Лурии это звучит так: «Скрытые речевые механизмы, служащие внутренними стимулами, помогают больному овладеть своей моторикой, которую он абсолютно не мог втянуть в «волевую» сферу, идя по пути непосредственного волевого усилия… Если организующая и стимулирующая речь является мощным средством овладения своим поведением, то она оказывается вместе с тем и одним из первых факторов, преодолевающих примитивную диффузность реактивного процесса и помогающих ребенку впервые прийти к организованным реакциям».
Итак, научно обоснованной выглядит линия поведения родителей, приучающих своего ребенка проговаривать в слух «слова силы».
Мальчишки забросили мяч в траву и попросили Светика подать его. Светик был рад оказаться полезным — еще бы, на него обратили внимание. Он зашел в траву и бросил им мяч. Вдруг замешкался, кричит мне: «Я обжегся о крапиву». В голосе изумление, потом слезы. Он идет ко мне и в глазах обида на несправедливость. Он же делал добрый поступок, а получил боль. Мир несправедлив?
Это, конечно, правда, но ее рано знать пятилетнему ребенку. Я подбежал к сыну и деловым (а не сочувственным) тоном спросил: «Где крапива?»
— Вон там.
— Хочешь, я покажу тебе, как она жалит меня, а я терплю? В Святославе борются жалость к себе и любознательность. Я знаю, любознательность победит. Он кивает.
Мы зашли в крапиву, и я сунул свою руку в гущу. Действительно было больно.
Светик (обращаясь ко мне, но для себя):
— Тебе больно? Но ты терпишь. Ты мужчина. Я тоже.
Мне даже объяснять больше ничего не пришлось. Пока мы гуляли, боль в обожженной руке заставляла его вернуться к происшедшей несправедливости, я видел, как он украдкой смотрит на свою ладошку, потом на меня. Вспоминает мой опыт и терпит … терпит.
Через два дня в доме, разыгравшись, он налетел на кресло и больно ударился. Но первая мысль явно не о боли, а о том, не будут ли его осуждать. Смотрит на меня и морщится, потирая место ушиба. Я сочувственно качаю головой и пытаюсь грустно улыбнуться, мол, ты и так все понимаешь…
Так вот он тоже улыбается мне в ответ, пожимает плечами и говорит: « Если бы я был девочкой, я бы сейчас заплакал, но мы, мужчины, не плачем».
Эта часть Образа мира у него описана, утверждена и не нуждается в пересмотре, значит, он будет действовать уверенно, не отвлекая энергию на преодоление сомнений.
И еще одно великое достижение. Он научился договариваться. По любому поводу.
Святослав очень любит объяснять младшим друзьям, как правильно играть, делать куличики или кораблики, кушать или говорить. Если окружающие не слушаются, он искренне расстраивается. Его сознание ориентировано на создание целостного Образа мира, и его внутренние силы автоматически направляются на реализацию этого образа через управление окружающими. Он лидер. Это сделает его жизнь труднее, но возможно, интересней.
А недавно он сказал мне: «Когда вы с мамой уйдете…вообще, я продолжу ваше дело!»
Я уж и не знал смеяться или плакать. Где он мог такое услышать? Почему он вообще начал думать о том, что мы смертны? Потому что у многих его друзей в нашем поселке для сирот родители уже «ушли»? А откуда замашки лидера? Программа, заложенная родителями? Думаю, это просто результат уважительного отношения взрослых к внутреннему миру ребенка.
Чтоб наши дети смогли со временем выстроить нормальные отношения в собственной семье, найти работу, установить надежные социальные связи, у них в сознании должны быть образы того, как это делается. Об этом заблаговременно стоит подумать родителям.
«Я никогда не любила своих родителей, — рассказывала мне одна из наших выросших воспитанниц. — Они не могли говорить по душам, похоже, не интересовались моей жизнью, только командовали, но при этом по отдельным их поступкам, я только теперь понял, что они меня любили. Ну откуда у них в голове могла появиться информация о том, как надо вести себя по отношению к ребенку. Мой отец не помнил своего отца. Моя мать говорила, что ее собственный отец был крутым казаком и часто бил ее. Она даже из дома убегала. Вот у них все и развалилось, а я оказалась в детском доме».
Бывают случаи, когда образ будущего счастья берется из какой-нибудь экранизированной мелодрамы или боевика. Это не такое редкое явление, потому что первообразы закладываются в очень раннем возрасте, когда разум ребенка не способен отличить правду от вымысла. Реальность кинофильма красочнее, поэтому притягательнее, чем обыденная жизнь.

Простые раздражители требуют меньшего напряжения, поэтому в обычных условиях побеждают именно они.
Более того, в нашем обществе, среди взрослых, существует (очевидно, со времен пролетарской революции) сомнительная добродетель «быть как все». На практике мы используем эту формулу для того, чтобы оправдать свое нежелание лишний раз напрягаться, идти против течения.
Значит, если вы хотите отстоять душу и ум вашего ребенка, вам необходимо создать условия, ограничивающие это вредное воздействие. Наши дети должны иметь свободу от агрессивной рекламы для того, чтобы получить высшую доступную для человеческого существа способность -самостоятельно развиваться. Условие нормального роста — защищенность психики от негативного влияния современного общества.
Другой вопрос, как уберечь ребенка от этого влияния, что может сделать родитель, когда в каждый современный дом, подобно щупальцам, протянуты десятки различных каналов массовой коммуникации. Уже и сами взрослые чувствуют себя слепыми без телевизора, компьютера, газет и журналов. Разумеется, для богатых есть альтернатива отправить ребенка в элитную школу за границу. Вот только каналов влияния там еще больше, а возможности у родителей влиять на этот процесс еще меньше.
Я знаю десятки грустных историй, о том, как родители проиграли битву за влияние на своего ребенка массовой культуре, а также трагические истории о проигрыше молодежным бандитским группировкам, сообществу наркоманов, секте. Остается один выход — самому стать самым мощным, авторитетным каналом информации для ваших детей, иными словами, активно участвовать в создании у вашего ребенка ПОЛНОЦЕННОГО Образа мира. Например, почаще смотреть фильмы со своими детьми, по возможности ненавязчиво комментируя их. В таком варианте просмотр фильма становятся некой виртуальной ролевой игрой, позволяющей ребенку «отыграть самые фантастические мечты».
Ребенок, сталкиваясь с новой реальностью, пытается придумать и опробовать необходимую реакцию, если придумать не удается, то берет образ поведения у друзей или родителей. Иногда для этого подходит и телевизор, и даже собственная фантазия. Опробовав новый образец и получив подтверждение правильности выбора, разум ребенка закладывает этот образец в глубинные файлы — долговременную память. В следующий раз, когда возникнут аналогичные обстоятельства, разум не будет тратить время и силы на творческое осмысление и поиск правильных действий, он достанет образец из памяти.
Момент выхода из кризиса, когда ребёнок ещё находится в нестабильном эмоциональном состоянии, как нельзя лучше подходит для вашего вмешательства, вы можете помочь ему сделать новое открытие, внести в память правильный образ действия. Мы не всегда можем выстроить сам вызов, но мы почти всегда можем повлиять на то, какие выводы будут сделаны по выходе из этого кризиса.
Иногда вы можете помочь сделать открытие, а иногда общение — это просто общение, необходимое, чтобы ребенок твердо знал, что говорить с родителями о самых сокровенных вещах — это один из доступных ему видов получения удовольствия.

Нам приходится держать в голове две, казалось бы, взаимоисключающие вещи:
1. Свобода и независимость ребенка от родителей позволяют ему опираться на свои собственные силы, обретать необходимый жизненный опыт, так ребенок делает самостоятельный выбор, наиболее соответствующий его внутренней природе;
2. Плотность, интенсивность, глубина общения ребенка с родителями напрямую влияет на скорость и разносторонность его развития; значит, чем больше вы с ним общаетесь, тем активнее он будет развиваться.
Итак, для тех родителей, которые все-таки хотят помочь ребенку вырасти сильной, способной к развитию и решению жизненных задач личностью, я предлагаю кредо:
Воспитание ребенка означает помощь в решении ежедневных жизненных проблем с целью подбора наибольшего количества образцов поведения, позволяющих ему выжить в мире природы и общества, а также развитие умения самому создавать и изменять образцы поведения в соответствии с собственными потребностями. Этот процесс набора и создания образов поведения с последующим увязыванием их в целостный Образ мира есть путь для обретения маленькой личностью все большей самостоятельности и компетентности.
Тот, кто имеет в сознании много позитивных образов, кто умеет проигрывать ситуации в уме, прежде чем действовать, кто сам ставит себе цели и задачи, кто успел почувствовать радость творчества, тот обладает повышенной сопротивляемостью к провокациям внешних стимулов. Спросите себя, разве это не долг родителей — помочь молодой личности обрести свободу с опорой на собственные силы. Возможно, что путь к этой цели потребует дополнительных усилий. Для любого вида творчества требуется дисциплина, умение концентрироваться, упорядочивать хаос чувств и желаний. Всему этому придется учить подростка.

Более того, делать это придется в крайне неподходящих условиях. Большинство его сверстников ориентированных, по удачному выражению Э. Фромма, на «простые раздражители», будет удовлетворяться пивом, тусовкой, мордобоем и фильмами о войнах и катастрофах. Причем жизнь людей с низким духовным уровнем тоже по-своему наполнена эмоциями, больше напоминающими раздражительный зуд: всегда находится причина кого-то ненавидеть, кому-то завидовать, кем-то управлять.
Если десятилетнего ещё можно просто заставить сесть за уроки, вовремя лечь спать, то пятнадцатилетних заставить практически невозможно. Да и задачи, которые мы пытаемся решить с нашими пятнадцатилетними детьми, куда сложнее. Например, как убедить молодежь проводить вечера за книгами, закладывая базу будущей успешной карьеры, когда здесь, прямо под рукой — непрекращающийся весёлый праздник, рекламируемый телевидением с девчонками, пивом и отсутствием обременительных обязанностей. Попытка взрослого воздействовать на пятнадцатилетнего ребенка фразами типа: «Подумай, что с тобой будет через пять лет, если не будешь учиться! Ни карьеры, ни денег. Кому ты будешь нужен…» — ни к чему не приводит. Эти разумные предостережения для большинства пятнадцатилетних лишены смысла. Они ещё не приучены мыслить такими временными категориям. Будущее для них — завтрашняя дискотека.
Быть профессионалом для члена терапевтического сообщества означает жить сразу в нескольких потоках времени. Быстрота реакции детей и плотный эмоциональный контакт заставляют нас реагировать быстро и точно. Я уже говорил, что мы сможем успеть дать интерпретацию тому или иному явлению только в очень короткий промежуток времени, пока ребенок обрабатывает результаты взаимодействия с миром. Но в то же время, большинство изменений происходит в нем крайне медленно. Практически все наши дети буквально годами демонстрировали полное нежелание учиться. Педагогическая запущенность просто не позволяла им осваивать обычную школьную программу. Но через пару лет практически все наши подопечные начинали с интересом читать книги, открывая в этом для себя дополнительный источник информации. А года за четыре, обычно уже на подростковой стадии, наши ученики изменяли отношение к учебе. Кто-то в это время увлекался информатикой, кто-то начинал писать статьи, появлялись мечты о карьере, о достойной жизни в обществе. То есть по прошествии четырех-пяти лет с того момента, как мы брали детей, педагоги и приемные родители получали возможность убедиться, что старались они не зря. Далеко не каждый человек может похвастаться умением ожидать результата столь долгий срок. Поэтому так важно в терапевтическом сообществе, чтобы более опытные сотрудники поддерживали молодых специалистов, вселяя в них уверенность в то, что их усилия не бессмысленны и победа будет.
Я помню, сколько напрасных усилий потратил мой отец, пытаясь заставить меня заниматься спортом. Его предупреждения о том, что мужчина должен быть сильным, так как жизнь не всегда безопасна, были мне абсолютно понятны. Но эта информация как бы скользила стороной, не воплощаясь в действия и переживания. А потом, когда деревенские мальчишки съездили мне по морде после игры в футбол, я уже без всяких уговоров отца записался в секцию самбо. Помню, что лет пять после инцидента, я не мог спокойно ходить по улицам. Прежняя беспечность, порождённая незнанием, растаяла без следа, на её место пришёл постоянный страх. И только после того, как в десятом классе я начал заниматься восточными единоборствами, я отважился по вечерам гулять с девушками.
Часто задаю себе вопрос, а был ли иной способ у отца убедить меня в необходимости стать сильным? И я до сих пор не нахожу ответа.
Чужой опыт часто бывает так же полезен, как лекарство, выпитое другим. Только столкновение с реальностью даёт достаточную эмоциональную вспышку, пробуждает поток энергии. Эта энергия, как мне думается, необходима, чтобы вписать полученную информацию в жизненную программу.
ВЫЗОВ
Практический опыт, ведущий к трансформации личности, мы в Китеже называем «вызовом». Далеко не каждый вызов может иметь предсказуемые последствия. Многое здесь зависит от соразмерности вызова (размеров опасности) силам растущей личности. Если вы считаете, что ваша дочь или сын могут проиграть, испугаться, почувствовать свою неадекватность в столкновении с неизвестным фактором, то лучше вмешаться и остановить развитие событий. Одного моего знакомого сильный и волевой отец попытался научить плавать, бросив в воду в возрасте семи лет. В результате этот человек и будучи взрослым, испытывал подсознательный страх перед глубиной. Вывод — бросать надо было или раньше, или ещё лучше, приучать к воде постепенно.
Святослав лет с пяти полюбил смотреть фильмы про викингов и древних греков. Он спал с деревянным кинжалом под подушкой, отважно рубил крапиву деревянным мечом и хвастался, что победит любого, кто посмеет на нас напасть. Я понимал всю опасность подобных иллюзий, но ничего поделать не мог, хоть и знал, что подобная наивная храбрость при первом опыте реального столкновения с болью и ненавистью очень часто обращается в трусость, причём пожизненную. В безопасных условиях Китежа многие наши дети вообще забывают об опасностях мира, то есть подвергаются куда большему риску на выходе в реальность. Я понимал, что чем раньше Святослав узнает, зачем нужны мужчине мускулы и кулаки, тем больше шансов, что ему не придётся их применять, Но искусственно смоделировать такую ситуацию невозможно. Оставалось надеяться, что всё произойдёт само собой, а я или супруга окажемся рядом, чтобы помочь с правильной интерпретацией.
Святослав впервые подрался, когда ему исполнилось шесть лет и два месяца. Его противнику было девять лет и силы были явно неравными. Но я наблюдал за происходящим из-за угла, тихо радуясь, что первый физический конфликт Святослава проходит в сравнительно безопасной форме. Соседский мальчишка был хоть и эмоциональным, но не злым и размахивал руками достаточно аккуратно, чтобы не поставить синяков.
Святослав узнал границу своих возможностей, понял, что драка — это больно. Но не впал в истерику, а отступил с достоинством. Счастливый отец подсматривал из-за угла за тем, как его чадо трансформирует страх в «справедливый гнев» и с серьезным лицом пытается ткнуть маленьким кулачком в грудь более крупному противнику. Получил, отступил и с явной обидой на лице поднял большой камень. Вот тут пришло время вмешаться. Я вышел из-за угла и громко скомандовал: «А этого не надо, положи камень!». Оба драчуна застыли, пытаясь предугадать мою реакцию. В глазах Святослава я видел явное облегчение, все-таки он не хотел развития конфликта с более сильным соперником. Мое появление в этой ситуации было воспринято с радостью и облегчением. Он еще раз убедился, что папа ему нужен. Разумеется, если бы я начал наказывать ребят, я бы сбил и ощущение победы, и радость от собственного появления. Да и соседский мальчишка был не виноват — не сомневаюсь, что Святослав сам его спровоцировал на конфликт, отказываясь подчиняться во время игры. Поэтому я сказал просто: «Хватит мужики — померились силами, теперь помиритесь». Оба испытывают облегчение от того, что я не ругаюсь и не наказываю, было столь велико, что стерло недавнее ощущение взаимной обиды и злости. Они обменялись улыбками и пожали друг другу руки совсем «по-взрослому». Теперь Святослав гораздо чаще по собственной инициативе занимается физическими упражнениями и реже демонстрирует старшим мальчикам свой плохой характер.
В такие моменты ваше поведение как родителя должно быть очень мощным, внутренне обоснованным и последовательным, чтобы не допустить у ребенка даже мысли о возможности манипулирования или управления вами. А. Маслоу писал: «Вызывающее поведение детей есть признак неуверенности взрослого в своей системе ценностей».
Привыкнув к вашей надежной предсказуемости и силе, ребенок в трудную минуту совершенно естественно обратится к вам за советом или помощью. Более того, в этом случае передаваемый вами образ поведения станет для него эталоном, отправной точкой для оценки явлений мира-общества. Конфликт отцов и детей, вовсе не такая неизбежность, как принято считать.
Володя
В конце девятого класса он вместе со своим одноклассником Лёшей «забил» на учёбу, погрязнув в разгильдяйстве и нежелании сотрудничать. Внешне и Володя, и Лёша демонстрировали нам «ленивую лояльность», но, по сути, они просто не позволяли себе втянуться в нашу общую жизнь. Они предпочитали брать из неё только то, что им было нужно, не особенно вникая в происходящее, законы, проблемы и стремления окружающих людей. Плохими оценками и неприятием нашего образа мира они довели весь педагогический совет школы до того, что мы вполне сознательно отправили их обоих в технический колледж (то, что раньше называлось ПТУ). Всего месяца хватило нашим мальчикам, чтобы понять: жизнь в общаге с выпивками, мордобоем и прочими «радостями» подросткового коллектива, перспектива карьеры рабочего — это всё не для них. Они взялись за учёбу, убедили нас вернуть их обратно в китежскую школу, стали наставниками. Можно сказать, что из деструктивных разгильдяев они сознательно стали полноценными элементами системы. Причём, не притворились «хорошими мальчиками», а сделали выбор, изменив свою систему ценностей. При этом они бросили курить, перестали ругаться, понемногу привыкли к беседам со взрослыми.
Заняв новую позицию в иерархии, Володя почувствовал себя намного увереннее. Он признал, что теперь ему нравится читать книги, следить за своим внешним видом. Но меня и других преподавателей удивляло его стремление к экономии собственных сил. Он совершенно искренне считал, что нет никакого смысла ночи не досыпать, готовясь к экзаменам в институт, или доводить себя до изнеможения физическими тренировками. Несмотря на то, что ему с самого раннего возраста приходилось бороться за выживание, и его жизненный опыт включает голод, бродяжничество и жестокость взрослых, он придерживается иррациональной веры, что все как-то само собой устроится — он поступит в институт, найдет хорошую работу. Вот только он не думал, в какой институт поступать и какую работу искать, то есть и то, и другое относилось скорее к области мифа о счастливой жизни. Здесь и неумение прогнозировать будущее, и боязнь посмотреть в лицо реальности. Впрочем, мы знаем немало взрослых, которые тоже предпочитают жить в сладком тумане иллюзий, мириться с несправедливостью, нищетой, лишь бы не пришлось смотреть фактам в лицо.

Древние индусы верили в карму, то есть в некую жёсткую предопределенность жизненного пути.
А теперь, применительно к ребенку в первые годы его развития представьте себе, что любое движение воздуха, вернее, любое изменение в окружающей реальности приводит к изменениям в образе мира, в том отпечатке, отражении реальности, которое в зрелые годы станет действующей программой. Именно эта, выстроенная в результате случайных взаимодействий, программа будет определять взгляд личности на мир, ее мечты, стремления и реакции.
Представляете, что вошло в Володю? И он не успел эту информацию ни проработать, ни даже осознать. А впереди его ждали выход в большой мир, служба в армии, столкновение с жёсткими законами взрослого общества. Конечно, его бы очень быстро «переформатировали».
Кстати, я уверен, что, говоря современным языком, он бы с успехом социализировался, то есть, принял бы то описание мира, которое обеспечило бы выживание. Другой вопрос, является ли способность к такой социализации нашим успехом.
Как предупреждает А. Маслоу: «Хорошо приспособиться к миру реальности, значит принять раскол своей личности. То есть, индивид отворачивается от многих аспектов своего существа, потому что они представляют собой опасность. Но теперь нам ясно, что поступая таким образом, он многое теряет, потому что эти глубины, являются также источником его радостей, его способности играть, любить, смеяться…Отгораживаясь стеной от своего внутреннего ада, он также отгораживается и от своего внутреннего рая».
И тут гуманность родителей и педагогов заключается именно в том, чтобы заставить ребенка увидеть реальность, оценить собственные перспективы. Правда, делать это можно только тогда, когда ребенок превращается в подростка и начинает пересматривать свою жизнь с позиций разума. Происходит это, как правило, в возрасте тринадцати-четырнадцати лет. Пытаться рационально объяснять ему положение вещей в мире раньше просто бесполезно, да и жестоко. По сути, это означает разбить наивную веру в свои силы.
Я не хотел становиться врагом собственного сына. Я верил, что он вырастет и ему захочется большего. Выйдя в большой мир, столкнувшись с его реальностью, соблазнами и вызовами, Володя ещё тысячу раз пожалеет, что не добрал в школе знаний, а у приёмных родителей -жизненного опыта, но всунуть этот опыт насильно невозможно.
Эх, если бы у него было несколько жизней, он бы смог, накопив опыта в первой, неудачной, вторую прожить счастливо, реализуя весь богатый потенциал, заложенный в него природой. Но, увы, короткий жизненный отрезок, отпущенный нам на учёбу и самореализацию, обычно не даёт второго шанса тем, кто способен учиться только на собственных ошибках.
Если бы наше общество и педагогическая система были более мобильны, то идеальным вариантом для Володи было бы поработать хотя бы по месяцу в банке и на лесоповале, пообщаться с представителями разных слоев, примеряя на себя как можно больше жизненных сценариев. Пока образы возможного будущего, строятся в его сознании на основании информации, почерпнутой из фильмов и разговоров со сверстниками, он не сможет сделать правильного выбора. Правильного, то есть соответствующего его наклонностям, задачам его собственной реализации.
К осознанию необходимости вносить коррективы в собственную программу человек приходит, уже прожив изрядную часть жизни, и проанализировав плоды своих действий, помыслов, взаимоотношений с окружающими людьми. Но тогда многое уже становится «слишком поздно». Говорят, некоторые святые аскеты, прозорливые старцы и йоги могут видеть или предчувствовать судьбу человека. Но в обычных условиях приходится идти и путем проб и ошибок. Лишь бы этот путь не был длинною в жизнь и позволял интенсивно опробовать много разных вариантов, «вкусить их плоды» и дальше реализовывать то, что действительно подошло. Поэтому мы в Китеже пытаемся помочь нашим подопечным в короткий срок, но очень интенсивно, опробовать хотя бы несколько жизненных программ, примерить на себя разные облики. Володя смирился с моими наставлениями и попробовал себя на поприще компьютерной верстки нашей китежской газеты, вошел в состав Малого Совета, руководящего деятельностью детей. Поработал на стройке, поездил по музеям и выставкам Москвы. И, о чудо, буквально за полгода до окончания школы что-то сдвинулось в его сознании. Он стал общителен, отзывчив, он полюбил душевные беседы с родителями и взрослыми наставниками, он начал вкладывать куда больше сознательных усилий в подготовку к институту. И вообще беспокоиться не только о собственном комфорте, но и о делах всего Китежа. Я видел все это своими глазами и перемены были такими явными и всеохватывающими, что создавалось впечатление полной смены внутренней программы. Я думаю, что здесь можно говорить о реальной трансформации личности.
Начало этому процессу положил медленный рост внутренних сил, который сопровождался попытками пересмотреть свое прошлое и избавиться от воспоминаний, которые содержали страх и боль. Володя, как и большинство наших детей, мог справиться с этой задаче только при постоянной психологической поддержке взрослых. Но эта работа шла, хоть и забирала так много сил, что их не хватало ни на учебу, ни на познание окружающего мира.
Когда же Володя повзрослел и поверил в собственные силы, он оказался способным выстраивать отношения со сверстниками и окружающими взрослыми. Это подняло его авторитет, повысило самооценку и убедило в относительной управляемости мира. Так появились свободные силы, которые можно было направить на познание себя и окружающих. На этот период приходится начало наших бесед, в ходе которых Володя начал задавать вопросы о том, как устроен мир. Он словно нагонял то, что не успел получить в раннем детстве, сознательно собирая из разрозненных фрагментов единую картину мира, которая теперь позволила бы ему действовать, полагаясь на интеллект, а не догадки и фантазии.
И привело это, по счастью, к успешному решению внутренних проблем и расширению поля сознания, которое теперь оказалось способным оперировать не только с узким кругом личных проблем, а с таким интересным, непредсказуемым, но познаваемым миром.
НАСТАВНИКИ
В Китеже из числа старших мы отбираем наставников. Это те, кто вырос в Китеже, кто сам прошел непростые, часто болезненные стадии взросления, кто научился встречать вызовы и отвечать не только за себя, но и помогать расти и преодолевать препятствия тем, кто идет за ними. Наставники — это проводники взрослых позитивных ценностей в детский социум.
Поле сознания окружающих, «своих», оказывается во многих случаях самым главным стимулом к развитию или остановке этого развития. Смените окружение, смените систему приоритетов, сменится и вектор развития юной личности.
Наставников у нас немного, так как здесь невозможен механический отбор. Юная личность должна сама дорасти до осознания необходимости помогать взрослым и заботиться о тех, кто младше. Ситуация осложняется тем, что юноши и девушки в пятнадцать-шестнадцать лет, как правило, сосредоточены на самих себе, эгоистичны, нетерпимы. Они еще только пробуют себя и окружающих на прочность, где уж тут думать о чужих проблемах.
Однако, живя бок о бок с нами, старшие дети понемногу принимают наши ценности, пытаясь становиться соратниками.
Китежская газета РШ. Один из номеров 2003 года
Поэтическая викторина.
Недавно, как вы все помните, была поэтическая викторина. Представляем вашему вниманию очень поучительные хокку (японские трехстишия) на тему Обета ученика.
Творения команды «Поэты 21 века»:
1) Честность и искренность
Я разрушал стену недоверия.
Ударил раз, ударил два.
Получилась ступень «честность и искренность».
2) Обет непрекращающегося познания
В мире написаны тысячи книг,
Но прочитать их очень сложно.
Я сажусь и познаю книгу за книгой.
3) Обет чистоты и гармонии
Я увидел чистоту в природе,
Мне стало хорошо.
Я прибрался у себя в душе и дома.
А это команда «Романтики»:
1) Честность и искренность
Искренен буду перед Богом,
Честен с самим собой.
Я победил.
4) Обет воли и дозволения, смирения и послушания
Вечер. В окно стучится ветка.
Дерево противостоит стихиям.
Смирение есть великая добродетель.
5) Обет преданности, благородства, благодарности
Родителей я почитаю,
Всегда поддержу друга.
Благородство — кодекс рыцаря.
Я не знаю, кто был автором тех или иных строчек. Образ мира перенимается не сразу, и у каждого ребенка своя скорость взросления. Например, мой приемный сын Володя довольно долго не мог понять, зачем оказался в Китеже. Без всяких комментариев предлагаю вам его письмо, адресованное мне. Оно не предназначалось для чужих глаз, поэтому стиль прост и безыскусен:
«Привет Дима!!! Ты уже неделю в Орионе, а мне необходимо посоветоваться. Как там дела? Как книга?
После того, как ты уехал, я начал все больше и больше замечать, что дети Китежа почти ничем не отличаются от детей других детских домов -по своему нахальству , отношению к взрослым, хамству и т.д. Я пытаюсь, как могу, предотвратить это, но дети не видят во мне человека, представляющего взрослых в их коллективе. Они воспринимают меня как ребенка, только большого ребенка. Даже Леха — этот здоровый бугай, который тоже по идее должен тоже представлять взрослых, среди детей… только это у него не очень то и получается. Он позволяет себе спорить со взрослыми, ругаться матом среди детей. Остановить его практически невозможно. Что с этим делать, я не знаю. Именно поэтому я тебе и пишу. Я хочу спросить у тебя совета, как мне быть с этим? Решимости у меня «полные штаны», но я пока что очень слаб, для того чтобы справиться с двумя людьми сразу. Они идут против и не хотят слушать вообще никого. Порой очень трудно приходиться мне и Лиле, как это не странно, все время идти против них. Когда делаешь им замечания, они грозятся «вмочить», Леха-то больше меня и мне есть чего бояться, хотя я знаю, что он меня не ударит достаточно хорошо. Я ослаб и не могу больше ему сопротивляться, я ищу поддержки у тебя, потому что в себе сил я найти не могу. А так все нормально, сбоев никаких не было, залетов тоже, дома все тоже нормально.
Ну ладно пойду заниматься алгеброй и прочей мелочевкой, которая отвлекает меня от жизни!!! (ШУТКА).
Ученики и наставники
Статья из газеты РПЧ, 2004 год
Сегодня я хочу пролить свет на отношения учеников и наставников. В последнее время стало очень модным высказывать претензии наставникам, указывать на их недостатки, говорить «А вы сами». Это неправильно. Вернее, не совсем правильно. Конечно, хорошо, что вы замечаете и помогаете нам исправляться. Но некоторые ученики и пупсы делают это не для того чтобы помочь, а чтобы пожаловаться на несправедливость мира и плохих наставников, которые наказывают только детей, а сами делают что хотят. Это неправда, потому что наставники тоже меняются. И еще (аксиома №1) наставники тоже люди, а все люди совершают ошибки! И вашей задачей должно быть не указать человеку на его недостатки, а помочь ему их убрать. И потому заявления типа «А вы тоже беситесь на уроках» не являются оправданием для вас. А мы тоже стараемся исправляться! И еще, наставники — это наставники. Неужели вы думаете, что они ничем не отличаются от учеников? Неужели Дима Морозов стал бы выделять недостойных людей? Тогда почему вы все сейчас не наставники? Туча вопросов, над которыми нужно задуматься. И, независимо от того, как вы на них ответите, не забывайте: есть уровень, и есть границы, которые не надо нарушать.
Аксиома №2: наставники имеют право делать ученикам и пупсам замечания, а ученики наставникам — не всегда. И не нужно думать, что если мы с вами в дружеских отношениях, можно посылать наш титул наставника (стажера, хранителя). Может быть, кто-нибудь начнет возмущаться и скажет, что это несправедливо. Аксиома №3: мир несправедлив! И пока вы сами это не поймете и не начнете работать над собой, а не над другими, этот мир будет вас наказывать. Собственно, он будет продолжать и дальше, просто потом вам будет легче это переносить. (Кстати, обет наставника: но упав, я поднимусь, проиграв, начну сначала). А теперь желаю вам хорошего осознания.
Target! (Валя Канухина, 16 лет)
Случай из жизни
Святослав впервые встал на коньки в возрасте шести с половиной лет. До этого я ставил его на лыжи. Он падал, но шел за мной по заснеженному лесу. Время от времени на его лице появлялось некое сомнении — не захныкать ли, не попроситься ли домой? Действительно, трудно предположить, что падение после каждого третьего шага может кому-то доставлять удовольствие. Но мне надо было, чтобы он прошел через начальную трудность. Поэтому я доставлял ему удовольствие постоянным поощрением: молодец, вставай, ты скоро научишься, нет такого дела, которому не мог бы научиться мальчишка. Потом я показывал ему елочки, усыпанные снегом (программа, заложенная моей мамой), потом мы вернулись домой и пили горячий чай с медом, наслаждались обществом друг другом и истинно мужским разговором о будущих подвигах (программа, заложенная папой). Так что в следующий раз он снова пошел на лыжах, и тогда уже было меньше падений и больше удовольствия. А вот на коньках через две недели после этого он пошел с мамой. Я не знаю, что происходил там. Я хорошо помню, как долго и мучительно сам осваивал катание на коньках и, честно говоря, не очень завидовал Святославу. Представляете, какое облегчение я испытал, когда они вернулись через сорок минут, и Святослав подчеркнуто рассудительно сказал: «Не очень успешная попытка, но ведь нет такого дела, которому нельзя научить ребенка, ой, то есть меня». Он даже о себе в этой ситуации думал в третьем лице, с моей позиции.
Грустное дополнение. В моих старших приемных мальчиков даже простые программы входят со скрипом и всегда через внутреннее сопротивление. Разумеется, я научил их хотя бы не демонстрировать это. Но интуитивно я очень четко ощущаю это внутреннее сопротивление. Значит, прослойка недоверия остается. А выражаться недоверие у моих ребят может даже в преданном выражении лица или готовности убрать всю комнату. Я не устаю объяснить им, что основа доверия — умение сформулировать и вежливо выразить претензии и ожидания. Надо поощрять в растущих личностях это качество. Наградой для них будет ваша готовность выслушать и хоть иногда сделать так, как они хотят. Но дети, в свою очередь, должны понять, что их обязанность по договору — выполнить то, что хотите вы, приняв ваши убеждения без обиды. Легко это не давалось никому.
Так в ребенка входит «Культура», которая, по сути, является системой договоров, заключенных между людьми по поводу того, что считать приемлемым, а что нет. Взрослые, как правило, очень хорошо знают эту систему. Невидимые границы, которые нельзя переступать, опробованы на личном опыте и надежно вписаны болью в память каждого из нас. Но дети усваивают договора в значительной степени стихийно, наблюдая за взрослыми и делая свои выводы. Иногда им просто кажется, что вы заключили с ними тот или иной договор. Например, если после получасового нытья ребенок все-таки добился разрешения поиграть на компьютере, то не надейтесь, что на следующий день он не захочет использовать ту же схему. Самый лучший путь для родителей — это приучить ребенка осознанно заключать договора, по крайней мере, обсуждать их с вами.
Первобытного охотника отвлекала от самопознания реальность жизни. Нельзя было пропустить момент появления хищника. На цивилизованном этапе на первое место вышли общественные связи, где опасность несет не вовремя сказанное слово, ошибка в компьютерной программе и т.д. Все внимание развивающейся личности оказывается направленным вовне. Некогда накопить внутренний опыт, понимание самого себя.
Но Социализация требует действий — вот они и действуют во всю дурь!
Посмотрите, как ведут себя молодые люди. Сталкиваясь в процессе роста с серьезными проблемами, они не столько решают их, сколько удовлетворяют главную потребность — доказать самим себе и окружающим свою опытность и самостоятельность. Там, где надо спросить совета, они из всех сил демонстрируют независимость. Так проявляет себя генетически унаследованная привычка, которую отметили еще даосы древнего Китая -скрывать свою слабость и незнание за привычными, но не выстроенными действиями. Советов взрослых они не слышат, так как «собственную глупость еще некому разглядеть не удавалось».
Ваша сын или дочь решили, что они уже все понимают в этом мире и могут взять управление в свои руки. Теперь они строят свой мир. По сути это означает, что, вступая в юность, они сдают экзамен на Бога-творца. В их собственной семье места Богов уже заняты Вами, дорогие родители. Они должны создать свой мир, где будут хозяевами и властелинами.
Но ведь это вы сами своим поведением дали новорожденному ребенку почувствовать, что видите в нем маленького бога. Вы его обожали и защищали и правильно делали. Потом вы ему сообщили об обмане. Вы начали включать его в человеческое общество. В Великобритании для ускорения и эффективности этого процесса использовались розги. В России еще Иван Грозный настоятельно советовал «учащать телесные раны ребенка». Да и сейчас у нас сохранилась поговорка «На войне рано взрослеют». Общим положением здесь является то, что согласия ребенка нигде не спрашивают.
В школе учителя, заключив тайный договор с родителями, обучают ребенка не наукам, а тому как, получать хорошие отметки, манипулировать окружающими, прорываться к авторитету и силе сквозь плотности мира-общества.
Предвижу ваши возражения: в некоторых школах учителя не пытаются вообще ничему научить, а лишь обеспечить себе спокойную жизнь за счет управляемости детей. Это тоже давление социума, тоже вызов или тренинг, который заставляет детей активизировать свой разум и внутренние ресурсы. Конечно, для слабого организма такая школа очень опасна. Но для подростков, уже почувствовавших свою силу, и уже начавших осваивать науку выживания, такая «плохая школа» (впрочем, кавычки здесь лишние) является дополнительным вызовом, то есть стимулом развития.
Выжить в таких усложнившихся условиях может только подросток, знающий договора и то, как их нарушать.
Во время полового созревания в детских телах накапливается и ищет выхода неуправляемая животная сила. Как обуздать ее? Ребенок сам не способен справиться с этой новой трудностью и новым могуществом. Когда приходит эта боль закипающей в крови страсти, человек на какое-то время словно окукливается, закрываясь от внешнего мира слоем переживаний и самонаблюдений. Именно в этот момент он противится стороннему вмешательству, называя это «наездом». Но это сопротивление легко преодолимо для любящего взрослого. Все дети в это время ловятся на приманку неподдельного интереса к их внутреннему миру. Иными словами, если вы будете способны рассказать ребенку что-то новое о нем самом, он допустит вас в свое сознание. Ведь там, внутри этого огромного, только что увиденного мира, царят законы, в которых ему трудно разобраться без вашей поддержки.
Надо помочь растущей личности заглянуть в себя, отследить причины и следствия своих реакций, начать распознавать и называть чувства, обсуждать их разумность. Это поможет ребенку самостоятельно сделать следующий шаг — соотнести поступки и эмоции сначала внутри себя, а потом и во внешней среде. Когда он научится отслеживать невидимые нити закономерностей, связывающие его с окружающими людьми, он сможет более осознанно строить отношения, проследить лини взаимозависимостей, ранее невидимые для него в Мире Обществе.
Только при таком подходе он получает возможность управлять собственной жизнью.
Хоть право на обиду и является во многих случаях свидетельством уверенности ребенка в любви окружающих, оно же становится и тормозом на пути накопления личного опыта. Слишком часто растущая личность использует обиду в качестве щита против родительских усилий повлиять на его развитие. Обида — очень хороший повод ничего не делать, отказаться от внутренних усилий, оправдать себя, защищаясь тем самым от страха неудачи. Во многих патологических случаях чувство обиды становится извращенным способом получения удовлетворения, поводом пожалеть себя, перенеся вину за неудачи на весь окружающий мир.
Все наши дети, пришедшие из детских домов, прошли через длительную стадию, когда они использовали право обидеться, как инструмент воздействия на окружающих. Эта стадия никогда не бывает первой, часто она следует за стадией недоверия и проверок. Обычно она свидетельствует о том, что наш подопечный почувствовал себя в безопасности и от глухой обороны перешел в нападение, то есть начал с попытки перестроить поведение окружающих в соответствии с собственным желанием.
Мы, взрослые, знаем, что обида — далеко не лучший способ воздействовать на окружающих. Состояние обиды съедает внутреннюю энергию, отвлекает силы от борьбы, а если человек уже не стремится получить удовольствие побеждая, значит он и не будет стремиться побеждать.

Ваня
В моей семье жило в общей сложности семь приемных детей. Попадали они ко мне обычно тогда, когда с ними не могли справиться в других семьях, то есть в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет. Но Ваня оказался под моим кровом в двенадцать. Он учил уроки, помогал по дому, был вежлив и даже до, определенной степени, честен и открыт. Но в пятнадцать выяснилось, что, живя с нами под одной крышей, он далеко не так полно перенял образы нашего мира, как нам бы хотелось. Он часто рассуждал с нами о будущем, делился мнением об окружающих, помогал, ему нравились многие книги, из тех, что нравились и мне. И вдруг, ну с кем не бывает…не выучил урок, получил «двойку», обиделся, в сердцах сказал мне, что его вообще никто не любит и не понимает. Такое тоже бывает со многими детьми, особенно в пятнадцать лет.
Но потом дошло до смешного. Иван с другими ребятами катался на коньках, а молодая учительница, оказавшаяся там же с группой учеников младших классов, попросила его сбегать передать детям, чтобы они шли домой. Иван отказался, сославшись на усталость. Учительница пыталась настоять, но Ваня все равно не пошел, да еще и обиделся, что его «используют».
Его вызвали на педсовет, где он от души высказал взрослым свои обиды. Самым удивительным для нас было то, что Ваня сохранил какую-то глубинную детскость суждений. «Раз она мне поставила «двойку», значит, не любит», «взрослые нас эксплуатируют и не уважают».
За всем за этим слышалось: « Я тонкая и ранимая личность, я вправе ждать от вас понимания и терпения». Слово за слово выяснилось, что он никогда никому и не верил и вообще не понимает, для чего мы построили Китеж. А мечтает он о том времени, когда станет богатым и независимым. «Тогда все увидят…».
Только теперь я, приемный отец понял, что улыбка хорошего мальчика на Ванином лице — просто привычная маска, личина. Как только мы начали разбираться с его внутренним миром, помогли ему в первых попытках рефлексии, оказалось, что за улыбкой скрывается и страх, и недоверие, и готовность обмануть. Взросление и попытка заглянуть в себя увеличили остроту боли. Пытаясь компенсировать это, Ваня стал выдвигать все больше претензий к окружающим. Разумеется, окружающие от этого не менялись, но каждое столкновение, пусть даже тайное, происшедшее только в мозгу Вани, множило количество обид. Можно сказать, что взросление принесло много новых ожиданий, которым окружающий мир не соответствовал. Ваня страдал, впадал в депрессию или, наоборот, начинал рьяно требовать уважения к своей личности.
Нельзя сказать, что мы не замечали его обид раньше. За год до кризиса на педсовете я даже записал в психологический дневник одну из наших бесед, которая тогда помогла Ивану гармонизировать свои отношения с внешним миром.

— У меня все в детстве было плохим (с улыбкой), а особенного ничего не было. В детском саду в пять лет мы все были разделены на две группы. В нашей группе был парень — Рома, он постоянно нарывался, и был еще один — самый здоровый, Андрей Костырев. И он однажды ко мне пришел и сказал: теперь я буду за тебя. А его группа была круче. Ну, думаю, хорошо, сел, думаю, все теперь наладится. А он ко мне на другой день подошел и как даст мне в лобешник. Посмеялся.
А потом человек пять, которые меня не любили, притащили меня в беседку, там и Рома был и Андрей тот, поиздеваться хотели. Но за меня девчонки заступились. Девчонки были старше и всех пацанов отлупили.
Я на самом деле это все забыл. Только теперь в Китеже вспомнил.
Мы там все время дрались, мы били друг друга игрушками, благо пластмассовые; посуду я мыть не хотел, из- за этого тоже дрались.
Еще у меня друг был в семь лет, тот вместе со мной украл у соседей мяч, а потом прорезал его сам же ножом, чтоб никто другой не смог им пользоваться. Я на него бросился, а он больше был и скинул меня, как блоху… Так я его и не избил. Но недавно я видел его в Туле. Ему семнадцать лет, он учится в седьмом классе, в общем, полный дурак.
Тогда же я видел, как один мужик другому пропорол живот ножом. Не поладили…Кровь на асфальте.
Еще одна тетка-бизнесмен, сожгла доллары и выбросилась с балкона. Разбилась, а обгоревшие доллары летали…
— Что ты тогда думал про мир?
— Я думал, что я самый крутой. Я самого себя так успокаивал. Я знал, что если не смогу украсть деньги или выпросить, то мне хана, умру голодным. С друзьями надо жить в мире, иначе они не помогут. Красть хорошо и вовремя удрать от пьяного деда тоже хорошо (интересно, что это общее место во всех интервью с нашими воспитанниками).
Взрослея, обретая способность управлять самим собой и отслеживать себя, подросток, тем не менее, впадает в прежние состояния сознания. Он вынужден прорабатывать прошлые проблемы на более высоком уровне. Например, Ваня раньше и не пытался строить отношения ни с другими детьми, из-за них он испытал слишком много обид, ни со взрослыми -опыт научил не доверять и бояться.
Похоже, что любое продвижение вглубь личности просто открывает новый слой боли, проблем, которые наслаивались друг на друга в процессе взросления. По аналогии с физикой процесс, происходящий с нашими детьми, можно назвать фрактальным. Каждый новый слой сознания, каждый новый сектор, скрывающийся в глубине актуализируясь, несет в себе свойство всей системы, повторяет на новом, более тонком уровне, боль.
Незаметно для себя Ваня вырос и увидел, что другие сверстники уже гуляют с девушками, свободно общаются, и даже строят отношения со взрослыми ходят на чай, ведут душевные беседы о жизни, о будущем, поднимают таким образом свой авторитет.
Страшно, но приходится выходить из кокона и включаться. Но именно в этой сфере у умного и любознательного Вани нет опыта. Он практически бессознательно пытается расширить границы своего общественного тела, но поскольку привык полагаться только на личный опыт, то ставит эксперименты на окружающих: «Если я вот так поступлю, что ты со мной сделаешь, а если я вот это скажу, тебе будет больно?» А как же без таких проб растущая личность получит достоверную информацию о нюансах человеческих отношений.
Но в каждом эксперименте есть необходимость дойти до края, до момента, когда сознание личности упирается в невидимые запреты, в чье-то личное пространство.
Взрослые умеют видеть это пространство, а подростки — нет. Поэтому там, где можно просто дотронуться, Ваня ударяет, словно вновь пробуя, где горячее, а где холодное. Собственно, у него, при сохранившемся недоверии к тем, кто старше и опытнее, и нет другого способа познать мир отношений. Десятилетний ребенок с готовностью выполняет любые просьбы учителя, пятнадцатилетний Иван в ответ на просьбу учительницы начинает размышлять, не умаляет ли эта просьба его мужское достоинство. Так случилось, что в условиях гуманной китежской школы, мы не договорились с учениками о том, как надо реагировать на просьбы учителя. Поэтому в его сознании не оказалось образа «беспрекословного подчинения». Попади Иван после школы в армию или попытайся устроиться на фирму, отсутствие такого образа могло бы серьезно осложнить его жизнь. Он же совершенно искренне считает, что не обязан подчиняться, «да и вообще, никому ничего не должен».
А потому мы собрали учеников старших классов и довольно подробно объяснили принятые в большом мире отношения в системе учитель- ученик или сержант-солдат. Не скажу, что дети сразу приняли этот новый образ. Ведь личного опыта у них не было. Несколько дней подряд в Китеже продолжались дискуссии на эту тему. Дети помалкивали, но это не значит, что верили нам. При всей свободе и откровенности Китежа только двое старших ребят отважились сформулировать тезис: взрослые должны нас учить, кормить, продолжать заботиться просто потому, что они взрослые, а мы дети. Дети взрослым ничего не должны.
«А, собственно, что мы вам можем дать?» — совершенно искренне спросил меня ученик 10 класса.
Из психологии мы знаем, что маленькие дети еще не задумываются, почему их любят и не пытаются заслужить любовь своим собственным внимательным и бескорыстным отношением. До истины о том, что надо испытывать благодарность к тем, кто о тебе заботится, надо еще дорасти. Но, в конце концов, совместными усилиями всех взрослых, нам удалось внести это принципиальное изменение в «коллективное сознательное» наших детей. Старшим ученикам для этого пришлось объяснять достаточно очевидные истины, о которых они просто не задумывались — откуда берутся деньги, что такое работа учителя, какое будущее ждет каждого из них, если взрослые вдруг исчезнут, нужна ли будет поддержка выпускнику Китежа после школы. По-моему, нам удалось их убедить. В одной из бесед новую парадигму дети сами сформулировали так: «Когда взрослые о чем- то просят нас, мы должны с радостью использовать эту возможность для того, чтобы доказать им нашу любовь и благодарность, потому что наша жизнь и благополучие зависят от них».
Оля и Антон. Метаморфозы
В тринадцать-четырнадцать лет и девочки и мальчики вступают в очень трудный для себя период. Но наша общественная жизнь как раз в это время начинает испытывать подрастающее поколение на прочность. Усложняется программа в школе, все более требовательными становятся родители, все больше вызовов предлагает компания сверстников: «Ты что, не мужик что ли? Неужели ты никогда этого не делала?» И надо соответствовать.
Представляете, что делается в голове?
Оля попала к нам в возрасте шести лет. Достаточно быстро адаптировалась к жизни, была в меру послушной, аккуратной, вежливой, улыбчивой. Вот только училась на «двойки» и «тройки», раз в пол года впадала в истерики и никогда ни с кем из взрослых, включая приемных родителей, не говорила по душам. Особых проблем она никому не доставляла, поэтому и в душу к ней особенно никто не лез. И лишь в девятом классе она сочла, что мир вокруг нее достаточно безопасен. Это отразилось на внешности: Оля пошла в рост, начала влюбляться и даже время от времени говорить на серьезные темы со своими родителями. А потом, где-то в конце одиннадцатого класса она начала вспоминать. Мы были в походе. Десять человек у костра и мое предложение рассказать о каком-нибудь страхе из детства, который уже удалось преодолеть. И тут Оля заговорила. Я до сих пор помню ее в тот момент: сияющие глаза, открытая улыбка, чуть извиняющийся голос, рассказывающий о том, как в пять лет ее избивала пьяная мать и любовники матери, о том как девочка выживала вместе с бомжами под платформой электрички, о том, как она ходила в милицию (в пять лет!) и просила, чтобы плохого дядю выгнали из дома. Я не буду пересказывать подробности чужой трагедии. Там было все куда грязнее и хуже, чем в наших бандитских детективах — месть, убийство матери дружками посаженого в тюрьму любовника. И все это на глазах маленькой девочки, которая содрогалась от ужаса, представляя, что ей и дальше предстоит жить в этом мире. Образа другого мира у нее просто не было. На фоне этих страшных испытаний срок в пять-восемьлет, требующийся для того, чтобы убедить ребенка в том, что в мире существует добро и справедливость, не кажется таким уж большим.
Через месяц Оля решилась сыграть большую и сложную роль в театре, тогда же начала упорно учиться, заявив на педсовете о своем намерении получить педагогическое образование и вернуться в Китеж. Мы верим, что у нее все получится.
Давайте, повторим еще раз общие выводы: как правило, после попадания в безопасную среду, позволяющую ребенку или подростку ощутить себя любимым и значимым, начинается его ускоренное развитие в эмоциональной, физической и интеллектуальной сферах. Как правило, эмоциональная сфера пробуждается первой. Во многих случаях эта метаморфоза сразу отражается и в физической сфере — становится заметно изменение осанки, появляются гордо поднятая голова и развернутые плечи, оформляется и уплотняется фигура. Иногда создается впечатление, что, сняв груз с сознания, мы позволяем ему наполнить тело новой физической силой. Здоровый дух формирует для себя здоровое тело. Это знак того, что метаморфоза началась, одновременно и способ этой метаморфозы. А вслед за тем появляется и достаточно смелости для того, чтобы думать, анализировать, осознавать. Мы в Китеже отмечаем достижение этого этапа по готовности растущей личности заглядывать в свое прошлое. Это всегда означает, что накоплен достаточно большой запас внутренней силы, необходимой, чтобы вновь встретиться с болью и страхом, которые, собственно, и исказили последующую картину жизни. В то же время, такой путь в прошлое сам по себе является лучшим видом терапии. Просто в одиночку ребенок не может проделать его, так же как вы не сможете ткнуть себе пальцем в глаз. Рядом нужен взрослый, способный спокойно выслушать, оценить усилия и оправдать, обязательно оправдать любую ошибку, которая отягощает сознание маленькой личности.
Не буду вас обнадёживать — на подсознательный слой такие экскурсы в прошлое не действуют. Но они в любом случае укрепляют взаимопонимание в семье, придают уверенности юной личности и помогают родителю лучше узнать своё творение. Иногда от ребенка можно узнать очень много интересного о себе самом, по-новому осознать собственные ошибки, причиной которых чаще всего было взаимное непонимание. Постепенно расширяя и углубляя воспоминания, можно помочь ребенку переоценить свою жизнь, поверить в её значимость и неслучайность.
Иногда для того, чтобы накопить достаточно сил для воспоминаний, растущей личности требуется много лет. Так Оле потребовалось почти всё время, пока она училась в школе. Возможно поэтому она так и не стала хорошей заинтересованной ученицей.
Несмотря на взрос ую фигуру и уровень притязаний, она сохранила суждения четырнадцатилетней девочки. Именно эта девочка, озарённая наивной мечтой, убеждала Педсовет помочь ей поступить на факультет социальной работы в один из московских институтов. Мы оплатили ей и двум другим девушкам квартиру в Москве и дали денег на несколько первых месяцев, с условием, что она за это время устроится на работу и станет сама себя хотя бы кормить. Она поступила на вечерний — на это её знаний, полученных в школе, хватило. Но училась она без всякого желания — ждала реализации детских планов: «Я в Москве, я свободна от опеки, никто больше не скажет мне, что делать, куда идти; сейчас в меня влюбится кто-то богатый и красивый…». Она даже устроилась на работу, но, поскольку её сознание было занято другим, то и там не удержалась. К тому же, для того, чтобы зарабатывать на жизнь раздачей листков с рекламой, надо всё-таки иметь соответствующий темперамент. За полгода она не сходила ни в один музей, ни попыталась прорваться в театр. Зато вполне реализовала свою потребность в курении, не боясь наказания. Чудеса в её жизни так и не начались. Первая сессия оказалась последней. С работой тоже не сложилось. Нам она сказала, что соскучилась по Китежу. Но в Китеже ровно через три дня она была поймана с сигаретой. Потом ей объяснили, что как взрослая, она должна работать не час в день, а восемь, к тому же сознательно соблюдать законы сообщества и распорядок дня. Вот тут с ней сделалась истерика. Её все предали! Её никто не любит! Она никому не нужна, поэтому хочет уехать. Но уехать она могла только через год, после достижения совершеннолетия. Так мы попали в ловушку.
Девушка явно не набрала ни опыта, ни знаний даже за полгода в самой «развивающей» столичной среде. Она не хотела переходить из пространства детских договоров во взрослую реальность. Теперь, лелея обиду на всех взрослых, она может забыть о своем досадном провале и с негодованием отметать требования социума. С её точки зрения обижают именно её. В разговорах выяснилось, что она не знала, сколько стоило снять для неё и подруг квартиру, она пребывала в уверенности, что содержала себя в городе сама. Она уверена, что всегда сможет заработать на жизнь, не осознавая, что уровень её притязаний намного выше той зарплаты, которую может получить санитарка или продавщица в сигаретном ларьке. На всё остальное у неё нет ни таланта, ни образования. Её сильные качества — умение заботиться о детях, играть с ними, вести уроки — востребованы и адекватно оцениваются в очень редких местах.
Мы научили её математике и орфографии, она умеет работать на компьютере, готовить и шить, играть в спектаклях и даже говорить по-английски. Мы дали ей почувствовать себя личностью, взрастили в ней культуру, которая не дает возвратиться в жуткую среду, погубившую её мать. Но и этого оказалось недостаточно. Её выросшие самооценка и уровень притязаний не подкреплены жизненным опытом, умением разумно оценивать окружающую реальность и собственные силы. Впрочем, извиняет нас только одно: её биологический возраст очень уж отличается от психологического. Она всё ещё живет в мире детской мечты, отказываясь смотреть в лицо реальности. Наши попытки показать ей реальность, она воспринимает как покушение на свое «Я». Говорить языком команд и инструкций у нас не принято, поэтому она и не примет такой перестройки отношений. А уровень развития её интеллекта пока не позволяет ей воспринять взрослый Образ мира. Конечно, другая на её месте проанализировала бы свои ошибки и использовала бы временную передышку для того, чтобы лучше подготовиться к встрече с миром, «добрать» информации, посоветоваться. Но если б она была «другая», она бы и не вернулась, так как немало наших выпускников вполне успешно адаптировались в Москве. Теперь в состоянии обиды, она всё равно не будет слушать советов. Она и раньше-то не очень любила беседовать со взрослыми, а теперь просто избегает разговоров, они кажутся ей опасными. Но так она отрезает себе последнюю возможность набрать необходимый опыт. А научить человека быть разумным, против его воли, ещё никому не удавалось. Только столкновение с реальностью заставит её через несколько лет пересмотреть взгляды и начать подстраиваться под взрослую систему договоров.
А пока четырнадцатилетняя девочка, управляющая Олей изнутри, всё равно не хочет понимать, почему ей не дают деньги просто так, «за красивые глаза», почему плохие взрослые не позволяют курить.
И вот она «по уши» в обиде на тех, кто её вырастил и выучил. Закономерный, часто болезненный процесс смены программы осознается молодой личностью, как крушение всех его детских идеалов, как разрыв с мечтой.
Как бы мы ни старались выстраивать жизнь наших любимых в соответствии с нашими же добрыми намерениями, мы всё равно не можем предусмотреть ни столкновений с реальностью, ни внутренних выводов, к которым придут наши дети. Поэтому когда дети постепенно перестают быть детьми, самое безопасное — это перестать быть их ближайшим окружением, а перейти в ранг советников.
Не случайно в королевствах древности существовал обычай отдавать наследников престола на воспитание в дальние пределы, королевства, чтобы полнее проявилась их собственная природа, не связываемая давлением отца.
Как часто родители, пытаясь удержать юношу или девушку от неверного шага, провоцируют конфликт, при этом рушится доверие в кругу семьи, разборки в стиле «отцов и детей» лишают родителей возможности в дальнейшем оказывать влияние на образ мыслей и поступки своих выросших детей. И именно это само по себе можно считать трагедией.
Вспомните историю Ромео и Джульетты. Дети познают мир. Дети делают ошибки. Но это взрослые своим стремлением навязать свой Образ мира доводят дело до смертельной развязки. Если бы они дали молодым влюбленным пожениться, страсти, подогреваемые новизной ситуации и запретами, были бы обречены на угасание в обыденной обстановке семейной жизни. Ромео увлекся бы охотой или начал волочиться за другими красавицами, Джульетта открыла бы пошивочный цех модной одежды. А в наше время, они бы просто развелись через пол года, не в силах выдержать серых будней.
Юноша уходит из не устраивающей его семьи в любую подвернувшуюся группу, где кажется, что его принимают с любовью и уважением. Одному Богу известно, что подвернется юноше. Программа поиска активирована и захватывает первое попавшееся — группу рокеров, «душевное сообщество» наркоманов. Многие выходят замуж за первого попавшегося, чтобы развестись через пару лет, увеличив количество душевных ран. И самое грустное, что поток нашей жизни течёт в одну сторону, почти не оставляя возможности и времени что-либо исправить.
И никакой тут новой технологии не придумать, кроме как снова пытаться разговаривать по душам, объяснять, ругать, взывать к совести, а в общем — терпеть, прощать и ждать, когда дорастут. И, как правило, дорастают.
Наших советов дети не слушают, по крайней мере, нам так кажется. В действительности они слушают, просто делают свои выводы, всячески избегая превращения в послушных исполнителей нашей воли. У них свой ритм развития. Каждому требуется сугубо индивидуальное время для того, чтобы «зализать» душевные раны. И, боюсь, пытаться ускорить этот процесс нашими внешними усилиями так же бессмысленно, как тащить дерево за ветки, чтобы оно быстрее росло.
Кому — год, а кому — и четыре нужны стабильные, то есть безопасные отношения в коллективе, привычный распорядок, жёсткие перила того, что в новом мире принято считать добром и злом, победой и поражением.
Очевидно, это тоже некий защитный механизм Творца. Мы в Китеже заметили интересную закономерность: все наши разговоры о необходимости хорошо учиться дети пропускают мимо ушей где-то до выпускных экзаменов в девятом классе. То есть, до пятнадцати лет их сознание еще не способно выстроить перспективный план, создать образ желаемой цели и пути ее достижения. Но потом ситуация, как правило, меняется. Каждое столкновение с реальностью ведёт к новому осознанию и перестройке внутренней программы.
Карл Юнг пишет: «Я часто видел людей, которые попросту переросли проблему, гибельную для других. Это так называемое перерастание в дальнейшем оказалось ни чем иным, как новым уровнем сознания. Какие-то более высокие или более широкие интересы появлялись в поле зрения, и благодаря такому расширению этого поля неразрешимая ранее проблема теряла свою навязчивость. Она не отодвигалась в бессознательное (где стала бы новым тормозом — Д. М.) а лишь представлялась в ином свете, и, благодаря этому, существенно менялась» (комментарий к «Секрету золотого цветка»).
Действительно, многие дети перерастают свои проблемы. Родителям просто надо иметь терпение и беречь нервы, позволяя ребёнку, в некоторых случаях, не спешить с преодолением страхов или обид. Как только естественный рост и постепенное интеллектуальное взросление сделают возможным серьёзные разговоры, вы сможете на интеллектуальном уровне, уже заручившись сознательной помощью своего сына или дочки, помочь им разрешить противоречие.
И тут наш главный союзник — школа. Правда, как показывает наша сегодняшняя практика, не всякая школа помогает ребенку стать всесторонне развитой, творческой личностью. Мы, как и академик Ш. Амонашвили, считаем, что обучение в школе не должно вытеснять воспитание. Овладение основами наук при отсутствии ясного понимания, как строить свою жизнь, куда применить знания, может отвечать только краткосрочным целям технократической цивилизации. Но государство сильно патриотизмом и разумностью своих граждан, их творческим потенциалом и способностью ощутить себя единым народом. Новой России нужна новая школа, способная воспитать в ребенке духовно-нравственный стержень, открыть его природные потенциальные возможности.
ШКОЛА
Теперь мы перестали ожидать быстрого результата и не удивляемся, что дети, попадающие к нам в кризисных ситуациях, будь то выходцы из благополучных семей или из детских домов, одинаково плохо усваивают новый материал на уроках (часто не любят читать). Часть энергии, которая могла бы помочь концентрации на уроках, увеличить объем памяти, уходит на то, чтобы подавлять страхи, полученные в раннем детстве. Запомнить с одного взгляда (или раз услышав) можно только, если потом много раз воспроизвести модель в уме. А зачем её воспроизводить? Что бы там ни рассказывал учитель, куда приятнее воспроизводить совсем другие образы. И сидят дети с широко открытыми глазами, но в пространстве каждого индивидуального сознания клубятся обрывки снов и мечтаний. Их внутреннее зрение прокручивает совсем иные фильмы. Что ж удивляться, что объяснения учителя не доходят до тех слоев сознания, где память может его улавливать и сохранять.
Ребёнок слушает учителя, но для того чтобы хоть что-то запомнить, он должен сделать несколько усилий в своем сознании — захотеть запомнить, эмоционально окрасить услышанное, несколько раз повторить это в уме. А у того, кто недавно потерял родителей или вынужден был бороться за существование с самого раннего детства, в голове совершенно реальные картины из прошлого, фантастические планы мести, желание разбогатеть, убежать. И эти воспоминания и мечты куда реальнее и красочнее, чем все, что происходит вокруг. Без этого память просто не зафиксирует полученную информацию, а мотивации у наших учеников хватает только на то, чтобы более-менее смирно сидеть на уроке. Как добиться их самостоятельного желания что-то узнать, создать?
Как отключить внутренний экран сознания, как направить внимание вовне, как сделать ребёнка союзником, непосредственно воспринимающим информацию от учителя? Для этого нужна его глубинная потребность, то есть должны работать сильные чувства, которые дают дополнительную энергию, способность концентрироваться.
Если же он в этот момент решает собственные психологические проблемы или сосредоточен на посторонних размышлениях, которые представляются более важными его сознанию и подсознанию, то он всё равно не впустит в себя новую информацию.
Э. Фромм считал, что «каждый человек вынужден преодолевать свой страх, свою изолированность в мире, свою беспомощность и заброшенность и искать новые формы связи с миром, в котором он хочет обрести безопасность и покой». Это написано о взрослых, но ведь то же самое, только в более акцентированной степени, происходит с детьми, попавшими в кризисную ситуацию.
Всё свободное пространство их сознания съедено воспоминаниями о прошлом, страхом перед учителем, ощущением своей неадекватности, обиды на мир и так далее.
Вспомните, каких неимоверных усилий требует от вас самих попытка переключиться после неприятностей на работе на милую воркотню супруги. Что уж говорить про ребенка. Он находится во власти образов, которые выдает ему подсознание, реагирующее на текущие реальные и воображаемые жизненные проблемы. Представьте себе, что вы лежите в окопе под бомбами, а какой-то тип пытается втолковать вам про зиготы или косинусы. Много из услышанного имеет шанс осесть в вашей памяти?
Учитель объясняет, ребенок слушает, но на промежуточной части экрана перед внутренним взором видится что-то совсем иное — то, что осталось из детства, то, что лежит в области недостигнутых целей, неосуществленных желаний.
Страх будущего и воспоминания о пережитой боли, физической или душевной, разумеется, прежде всего поражают наиболее доступную для воздействия эмоциональную сферу. Потом торможение охватывает и сферу интеллектуального развития. Начинается отставание в школе.
Как правило, дети просто не понимают ни то, что написано в учебнике, ни то, что объясняет учитель. Они не имеют образов для тех слов, которые слышат.
Наше сознание отбирает в окружающей реальности, прежде всего то, что узнаваемо или имеет связь с освоенным ранее, словно дополняя кусочками мозаики почти законченную картину.
Ребёнок в обычной семье, находящийся под организующим давлением родителей, в той или иной степени привыкает к систематическим усилиям, послушанию, ритму в работе. У детей-сирот, попавших в Китеж, нет ни привычки учиться (я бы даже сказал нет «рефлекса»), ни понимания, зачем это надо. Как правило, они учатся плохо, так как не смогли накопить достаточного количества образов и фактов, которые обычные дети впитывают как бы между делом, стихийно, просто в результате общения с родителями. Крупицы этой информации поступают в сознание ребенка бесконечным потоком, перепроверяются вопросами к родителям, подкрепляются повторением, образами из журналов и фильмов. Но совсем иной поток информации поступает в голову ребёнка, чьи родители спиваются в деревне или в городских трущобах. Как правило, телевизор продают одним их первых, журналы не покупают, в редких разговорах пьяных родителей нет образов, необходимых для построения яркой и привлекательной картины мира.
Если какие-то значимые для нашей культуры образы предметов и взаимодействий не попали в программу вовремя, то оказались вне целостной структуры, связывающей цепочки смыслов в единый образ мира. Новый опыт сформирует через некоторое время новый слой, оставив незаполненным внутренний сектор, таким образом, в сознании, как и в языке, образуются лакуны. Разумеется, личность приспосабливается обходиться без них, как правило, даже не замечая мертвых зон в своем сознании. Ещё раз отметим, что внешний мир осваивается разумом в словах, в таком же виде, похоже, поступает в долговременную память. Количеством слов, совмещенных с образами, и определяется качество программы, которая закладывается в сознании, глубина мышления и умение чувствовать. Поэтому уже в школьном возрасте у детей с большим количеством таких лакун появляются проблемы с чтением учебной и художественной литературы. Про таких детей учителя говорят, что они «не ухватывают» смысла прочитанного.
Можно предположить, что эмоциональная бедность многих детей связана всего-навсего с тем, что в раннем детстве, когда заполнялся слой программы, отвечающий за эмоциональную сферу, чувства эти просто не были названы. Многие дети, попавшие к нам из детского дома, не знают простейших абстрактных понятий, глаголов со значением оттенка действия. Например, слова «оторопеть, заворожить» не давали ученице второго класса понимать смысл рассказа. Чтение для неё превращалось в тяжёлый, неинтересный труд. Мальчик в восьмом классе, уже встречающийся с девочкой и пытающийся за ней ухаживать, неожиданно выяснил, что он не понимает значения слов «грация, обаяние, гармония». По счастью, теперь у него появилась потребность их узнать, а так же было, у кого спросить.
Поэтому для детей, попавших в трудные жизненные ситуации, необходимы особые условия реабилитации и обучения, особенно плотное общение со взрослыми, которое позволило бы восполнить пробелы, научиться в конечном итоге получать удовольствие от процесса познания. Пока же это бесконечно мучительный для них процесс.
Но на первых порах они испытывают только страх и бессилие. А кому из нас нравится чувствовать свое бессилие?
У одного это происходит из-за недостатка энергии, особенностей темперамента, у другого — из-за недостатка стимулов, из-за пониженных потребностей. Например, одному учиться интересно, то есть весело, а другому — скучно. И развеселить не удастся…

Те из вас, кто знают, что такое любительские спектакли, без труда представят себе всю сложность работы, когда взрослые и дети, за месяц репетиций, должны поставить рок-оперу «Иисус Христос» на английском, или «Мастера и Маргариту», или «Мою прекрасную леди». А ещё ребята писали музыку и стихи для спектакля по мотивам сказки «Бременские музыканты» и собственные пьесы. А ещё были летние лагеря, и все наши дети преображались в сказочных персонажей, работая бок о бок со старшими вожатыми. В эти лагеря мы брали новых детей из детских домов, позволяя им хотя бы месяц побыть в мире сказки и добра. После таких творческих взлетов мы особенно остро чувствовали важность и успешность нашей работы. Но дети оставались непредсказуемыми и даже после какого-нибудь особенно успешного коллективного творческого дела (КТД по орлятской терминологии) они возвращались в обыденность. В Китеже этим термином мы обозначаем возврат ребенка к старым программам, подразумевающим нарушение обетов, эгоизм и разгильдяйство.
На протяжении этих тринадцати лет настроение у взрослого коллектива периодически менялось. Иногда нам начинало казаться, что вот еще одно усилие и дети превратятся в дружный круг единомышленников.
А потом совпадение нескольких «нарушений режима» вдруг повергали коллектив в бездну сомнений. Однажды один из наших самых старших и авторитетных учеников склонил двух одноклассников к банальной выпивке на природе. Пока все дети были на дискотеке, эти трое на берегу пруда опробовали новую модель отношений: «соображали на троих». На следующий день усугубили нарушение морального кодекса банальной ложью, чем ещё больше расстроили взрослых. Мы-то рассчитывали, что они вот-вот пройдут посвящение в наставники и станут почти полноправными членами педагогического коллектива. Мы потребовали от них компенсацию, на что двое из троих повели себя вызывающе: заявили, что раскаиваться не в чем, так как и взрослые «не ангелы». Поэтому оппортунисты были отправлены на тяжелую физическую работу, чтобы трудом на свежем воздухе исправить пошатнувшуюся картину мира. Один из трёх сообщил, что искренне раскаивается и собирается начать новую жизнь. А на следующий день три девочки из девятого класса получили в общей сложности семь двоек по разным предметам. А кто-то из совсем «мелких» был пойман с сигаретой. И вот тоска и печаль на педсовете. И вечный вопрос — а можно ли победить в этой схватке?
Саша С. неделю писал картины, что для шестиклассника вообще может считаться подвигом, картины вывешивали на стенах столовой, поднимался его авторитет среди взрослых и детей. Как результат — у него повысилась самооценка, и он перестал учиться. Женя великолепно сыграл роль Мастера в пьесе, после чего нацепил себе на шею железную цепь, начал носить яркие майки навыпуск и даже грубить старшеклассникам. Так он пытался застолбить более высокое место в детской иерархии.
Похоже, что в сознании наших детей существует какая-то упрощенная формула взаимоотношений в обществе: если я хорошо учусь, значит, окружающие мне что-то за это должны, если я принес дрова, значит, могу не читать книгу. Такое ощущение, что некая часть детского существа всё время пробует границы этого мира. Нас взрослых, это раздражает. Но такой детский подход к реальности определён вполне закономерными потребностями их развития.
Обычно в память заносится только то, что много раз проверено опытом. Кроме того, подумайте, ведь здравомыслящие взрослые, тоже очень внимательно пробуют межличностные отношения на прочность и запоминают, что от кого ждать (с начальником о повышении и не говори, у соседки и спичек не допросишься, никогда не женюсь, один раз уже был женат, хватит с меня). Жизнь научила нас, взрослых, делать глобальные выводы, опираясь на единичные случаи, которые принесли нам чувство неудачи или разочарования.
Очевидно, эта способность нашего сознания закладывалась тоже где-то в первобытном прошлом. Охотник, встретившийся со львом, допустивший промах, но всё-таки выживший, должен был сделать все необходимые выводы с первого раза. Другие особи просто не выживали и, соответственно, не давали потомства. Поэтому и сейчас люди склонны делать обобщающие выводы на основе единичного и часто случайного опыта. Но только тогда, когда взаимосвязь причин и следствий конкретна и уложена в простые временные рамки. Но дети просто не верят вам, не могут почувствовать истинность фразы: «Будешь хорошо учиться, значит потом, через несколько лет, устроишься на хорошую работу». Это неконкретно. Они не знают, что такое хорошая работа. Вот наказание за невыученный урок — это понятно, это помогает.
Простой путь не всегда самый верный. Если таким внешним стимулированием злоупотребляют родители или воспитатели детского учреждения в дошкольный период, то дети приучаются к пассивному сопротивлению, лишаясь возможности и потребности свободно самовыражаться. Каждая новая игрушка, пробуждая кратковременную радость, быстро надоедает. В перспективе это незначительное отклонение приведёт к неумению находить радость в собственной внутренней жизни, к зависимости уже взрослой личности от внешних источников радости, наподобие водки.
Знаете, что делают заботливые родители, когда ребенок не хочет учиться? ЗАСТАВЛЯЮТ! Но, заставляя, вы навязываете свою программу и даёте ребенку право на обиду.
Дети четырех — шести лет активны и сами находят в себе стимулы для творчества. Это состояние обычно заканчивается, когда они начинают посещать школу. Теперь они теряют индивидуальность и обнаруживают, что вопросы их самореализации никого не интересуют, а главной добродетелью становится умение вовремя выполнять задания учителя, которые, как правило, имеют очень мало общего с их желаниями.

Говоря научным языком, дети вынуждены не столько отвечать на свои внутренние стимулы, сколько на внешнее стимулирование. Эти вызовы (указания учителей, домашние задания, необходимость подчиняться распорядку) редко отвечают их внутренним потребностям.
Представьте себя на их месте. Вам хочется изучить новый рецепт японской кухни, а кто-то свыше заставляет вас в этот момент читать книгу. Вы подчинитесь, но даже если это ваша любимая книга, чтение будет восприниматься как выполнение обязанности. А у принудительного труда КПД, как известно, невысок.
Вообще, любой взрослый прекрасно понимает, как важно делать именно то, что хочется. И уж конечно, только при таких условиях возможно вдохновение, полная концентрация. Ребёнка же с первых дней в школе заставляют делать не то, что хочется, а то, что надо, то, что положено по школьной программе. Посопротивлявшись, он привыкнет подчиняться, а попутно обучится раздваивать своё внимание. Он рассеянно наблюдает за учителем, более-менее пытаясь соответствовать образу прилежного ученика, одновременно прокручивая на запасном экране своего сознания разные интересные истории, мечты и воспоминания.
То есть проблема в мотивации! Дети хотят смотреть мультики, играть в компьютерные игры, носиться сломя голову во дворе. В свою очередь, здравомыслящие родители пытаются заставить их прилежно учить уроки, читать книги. На более поздних стадиях взросления, классе в десятом-одиннадцатом, подростки хотя бы начинают интеллектуально оценивать свои перспективы, их можно попытаться убедить «взяться за ум» и начать формировать свое будущее. В младших классах доводы разума бессильны. Однако развивать детей надо и приучать к интеллектуальным усилиям просто необходимо.
И вот тут нам приходится, используя свой родительский авторитет, просто заставлять. Если начать делать это в самом раннем возрасте, то потребуется меньше усилий, то есть, по сути, меньше насилия. Для ребенка просто станет привычным читать и заниматься. На первых порах этого мотива вполне достаточно. Ну а чуть позже, набрав знания, научившись делать интеллектуальные усилия, он начнет получать удовольствие от процесса познания. Это неизбежно, так же, как почти неизбежно его нежелание делать усилия в самом начале этого пути.
Когда мы идем в мире знаний, отталкиваясь от интереса ученика, то мы делаем его как бы ведущим, он решает, как ему программировать свой компьютер, поэтому он чувствует себя в своем сознании господином, а не рабом. Кто лучше работает — раб или хозяин? У кого больше уверенности?
В том случае, когда обучение напоминает дрессировку, воля личности не задействована, значит, ученик пассивен, даже когда зубрит с утра до вечера, подчиняясь внешнему давлению. Человек, обучающийся из-под палки, не включает и другие мощные ресурсы — жажду познания, стремление к победе, любознательность, мечту. А умение опираться на «программы радости и силы» приходит у ребенка, испытавшего насилие, далеко не сразу.
Так как же нам развивать волю? Как научить наших детей переводить свои желания, мечты в плоскость реального воплощения, производить «сдвиг с мотива на цель»? Надо признать, что наши дети этого по-прежнему не умеют. Поэтому так низок результат наших героических усилий на уроках. Дети, которые боятся преподавателя, просто «выключаются». Чувство страха не способствует решению арифметических задач. Но мы быстро обнаружили, что и в прямо противоположной ситуации, когда отношения между учеником и учителем строятся на основе безопасной привязанности, дети активно «тупят», демонстрируя нежелание напрягаться. Так они доверительно сообщают о том, что они не верят в победу, в свои силы. Им кажется, что их внутренние ресурсы израсходованы. Попытки сравнить отношение к учебе в Китеже с другими школами привели к парадоксальному выводу. Тревожная атмосфера конкуренции и опасность осмеяния в обычной школе оказывается мощным рычагом, заставляющим детей хорошо учиться; более мощным, чем упреки или душевные беседы учителей и родителей. В Китеже большинство детей не боится получать «тройки», так как их авторитет в детской среде, как правило, зависит не столько от успеваемости, сколько от степени развитости таких человеческих качеств, как душевная щедрость, искренность, творческие таланты, преданность коллективу.
Парадоксальным образом наши достижения обернулись против нас.
Но мир вообще соткан из диалектических противоречий, и надо просто уметь видеть их. Для того чтобы дети, попавшие к нам из детских домов, начали развиваться, необходимо создать безопасную атмосферу, позволяющую им вновь обрести уверенность в своих силах. Нам это удалось. Дети Китежа в основном воспринимают взрослых без напряжения и недоверия.
Создается парадоксальная ситуация: ребенок может довольно легко выстроить отношения внутри общины, но эти отношения, будучи комфортными, не подталкивают его к дальнейшему развитию. Прискорбный вывод: мы не готовим их к встрече с реальностью. Еще более прискорбный вывод: наши старшие школьники пока тоже не находят в себе внутренних мотивов и воли, чтобы всерьез самостоятельно готовиться к поступлению в институт. Происходит ли это потому, что и они недоласканы? На самом деле, наши дети живут в искусственном мире, где для преуспевания достаточно быть вежливым, соблюдать время от времени законы и говорить о своей любви к Китежу. Они стирают в своей памяти воспоминания об опасностях большого мира, они привыкают жить в условиях психологического комфорта и всеми силами стремятся сохранить это состояние, даже попадая в большой мир.
Прилежная учеба не входит для них в число добродетелей ещё и потому, что у детей просто нет базы, на которой можно было бы возводить многоэтажный храм знаний.
Взрослым не терпится увидеть плоды своего педагогического воздействия. «Что ж они сопротивляются?» — возмущается кто-нибудь из учителей, мы ж для них стараемся. А ученик только что окончательно понял, что среда вокруг него безопасная и его не накажут ремнем, не лишат обеда. Ласковое обращение родителей они воспринимают как проявление слабости и используют для того, чтобы установить свои правила или высказать свои претензии. Из воспоминаний одной нашей выпускницы: «Я как попала в приемную семью Сергея, так с перепугу и уроки зубрила, и пол мыла, а потом старшая сестра мне и говорит — ты что, Машка, дура что ли? Они ж тебе ничего не сделают. Ну, я и перестала напрягаться».
Если вы хоть один раз показали детям вашу управляемость, дали слабину, они сделают далеко идущие выводы. Ребенок пять раз попросил у родителей конфету, все время получая отказ, но на шестой всё-таки продавил реальность. Значит в память будет занесено главное: конфету всё-таки получить можно, более того, он в следующий раз предпримет уже не шесть, а десять попыток. Он будет пытаться использовать эту же тактику и с другими взрослыми. Если учитель хоть раз позволил ученикам не выполнить задание и отнесётся к этому благосклонно, они ещё месяц будут ждать повторения чуда. И что самое плохое, не только от него, но и от других учителей. Надо помнить, что в глазах детей взрослые часто сливаются в некую однородную массу. Ошибка или слабость одного тут же переносятся на всех. Стоит одному члену педагогического коллектива проявить грубость, пренебрежение (что особенно часто случается), как боль от такого опыта меняет отношение растущей личности ко всем учителям сразу.
В нашей среде не должно быть слабых звеньев, позволяющих детям делать ложный вывод о том, что взрослый мир поддается манипуляциям и в нём можно прожить так же, как и в Китеже — не напрягаясь, а вызывая сочувствие.
Вот почему так важно, чтобы у взрослых была единая стройная картина мира, которую они попытаются передать детям. Мы называем её в Китеже Общим видением.
В широком смысле слова Общее видение — это единая культура, включающая и общую иерархию ценностей, которую разделяют все взрослые и дети Китежа.
Помните фильм «Место встречи изменить нельзя»? Следователь МУРа, которого играет Высоцкий, кричит на одного из милиционеров, струсившего при столкновении с бандитом: «И самое плохое, что теперь бандиты будут думать, что нас, МУРовцев, запугать можно».
Наши подопечные пробуют наш мир на прочность, иногда ищут, в чём взрослые родители и учителя всё-таки врут им. Прежде чем поверить в наш мир и начать открываться для общения, они должны убедиться на все сто в его реальности.
Нам долгое время по наивности казалось, что в Китеже не существует самостоятельной детской субкультуры. Но оказалось, что далеко не всегда мы знаем, о чём думают и активно дискутируют наши дети. Едва лишь они оставались без нас, резко менялся и круг обсуждаемых тем, и лексический строй языка, куда добавлялся неизбежный русский мат. У детей, как и у приматов, очень развито стремление к выстраиванию иерархии. Те, кто обладают мышцами, обычно попадают наверх, но не менее ценится в детском коллективе умение достать запретную информацию и сделать из неё интересную историю. И тут дети часто переходят любые границы морали. Они рассказывают друг другу о том, что подслушали за дверью комнаты родителей, дают свою интерпретацию обрывкам разговоров. Редкий ребёнок может удержаться от соблазна повысить свой статус в коллективе, посвятив одноклассников в семейные тайны. Они не видят в этом греха, так как в их мире скабрезный рассказ — это только рассказ.
Когда удается доказать себе и всей компании, что учитель — это тоже человек, не лишенный слабостей, тогда у всех членов компании каким-то мистическим образом появляется законное право игнорировать его указания, то есть в стене взрослых, которая ограничивает мечту детей о свободном мире, появляется слабое место. К списку тайн, за которыми охотятся дети, относятся любые намеки на противоречия между взрослыми. Мы в Китеже пытаемся на педсоветах вырабатывать общее отношение к тем или иным явлениям в детском коллективе и пытаемся внедрить их в нашу китежскую культуру.
Мы исходим из законов построения Образа Мира в развивающемся сознании. Если все окружающие взрослые дают одну и ту же оценку поступкам ребенка, если он вновь и вновь убеждается в единой системе ценностей, то эта система становится частью его образа мира. Зачем тратить силы и перепроверять то, что для всех старших уже очевидно?
Разумеется, дети, испытавшие насилие, менее доверчивы и склонны чаще перепроверять границы невидимого мира наших законов. Но и они, в конце концов, поддаются убеждению. Вернее, под давлением неопровержимых доказательств — общего видения взрослых — они начинают смотреть на мир их глазами. Но это в том случае, если взрослые действительно едины.
Но взрослые — люди, далеко не всегда соблюдают договора, которые заключают между собой. У нас бывали сотрудники, которые считали жизненно важным своё право сохранять независимость суждений, разрушая создаваемый нами образ мира. Например, мы изо дня в день объясняем нашим детям, как важно хорошо учиться. Это достаточно примитивная формула, так как мы хорошо понимаем, что отличные оценки ещё не делают человека счастливым. Но к этой истине ребёнок подойдет сам во взрослом состоянии. А пока ему следует посещать школу, как того требует социум, и делать это с сознанием выполняемого долга. А мама говорит дочке-семикласснице: «Да хватит тебе учиться, мозги заболят». Приемный отец сообщает сыну: «Я и без институтов свою жизнь построил». Оно может всё и правильно, только и дочка, и сын воспринимают такие фразы как разрешение не усердствовать при подготовке уроков. А потом в своём маленьком детском социуме они сообщают об этом открытии другим.
Всё это мы проходили на собственном опыте, вновь и вновь удивляясь на педсовете, почему, несмотря на все наши дружные усилия, накопление знаний и развитие интеллекта не стали восприниматься детским коллективом как главная добродетель.
Вывод: если вокруг ребенка нет ни одного человека, сомневающегося в том, что ребенок не может ни приготовить домашнее задание, то он его непременно приготовит; если никто не скажет, что перед учителем нужно испытывать страх, ребёнок и не будет его испытывать.
ЧТЕНИЕ — ВЫЗОВ ТРЕТЬЕГО ИЗМЕРЕНИЯ
Все знают, что читать полезно. Но дети не любят читать. Чтение требует некого напряжения ума, в отличие от просмотра сериалов или игры в компьютер.
Чтение требует усилия по созданию образов в собственном сознании. Но у наших детей все силы организма уходят на борьбу с буквами и словами, а не рисование картинок в уме. Поэтому они просто по-другому воспринимают текст, без удовольствия и эмоционального насыщения, они не могут переноситься в иную реальность книги…

У даосов в древнем Китае была разработана целая система обучение ребенка созданию образов в сознании — это называлось рисованием в уме. Читая книги, обучаясь понимать и сопереживать литературным героям, наши дети не только становятся активными творцами образов, но и приобретают способность действовать в уме. Развив в себе эту способность, они смогут просчитывать варианты реакций на своё поведение, выстраивать в уме причинно-следственные цепочки.
Путь к этой магической способности — простое «чтение книг запоем».
Мы даем старшеклассникам читать книги. Одно и тоже произведение читают сразу несколько человек. Читают большими порциями: каждый день — не менее пятидесяти страниц. Это позволяет им погружаться в пространство книги, отождествлять себя с героями. Далее (после прочтения детям обязательно предлагается обсудить содержание между собой). Хорошая книга неизбежно порождает закономерную реакцию — желание поделиться. Добавим, что обсуждая в своем кругу ту или иную книгу, дети поднимают свой статус перед теми, кто этой книги ещё не читал. Они как бы начинают ощущать свою избранность.
Зато те, кто в этот круг не допущен, тоже начинают «страстно хотеть» прочитать то, что обсуждают старшие. И не просто прочитать, но и понять, чтоб потом принять участие в обсуждении и не ударить в грязь лицом. Так постепенно рано или поздно дети научатся получать удовольствие от чтения.
Некоторые из наших попечителей спрашивали меня, зачем в Китеже строят собственную школу, когда в соседней деревне таковая уже имеется. Терапевтическому сообществу, где бы оно ни находилось, собственная школа просто необходима. В ней должны преподавать люди, специально обученные работе именно с детьми-сиротами. В ней не должно быть и намёка на враждебные программы, способные вернуть детей в их прошлое.
Детей в школе пытаются учить, исходя из плана. Но важен не план, а само желание учиться — набирать знания. Это подсознательный процесс, связанный на первых порах не с дисциплиной, а с удовлетворением потребности в любознательности! Его притупляет долгое нахождение в детдоме. Но его можно попытаться возродить постоянным раскачиванием маятника познания. Учить только то, что интересно, говорить с ребенком о том, что волнует только его, а не взрослого…
Мы думаем, что в идеале в дошкольный период и в младших классах было бы полезно больше следовать индивидуальным запросам детей. Вы же понимаете, что ребёнок будет внимательно слушать только ответ на тот вопрос, который его волнует в данную минуту. Заставить его набирать информацию, в которой он не ощущает потребности, очень трудно. Конечно, понемногу создается привычка учиться. Дети становятся, может быть, и менее любознательны, зато более сознательны и организованы. И, конечно, учитель не может подходить индивидуально к вопросам каждого ребенка, особенно если в классе находится тридцать-сорок человек.
Как правило, в Китежской школе мы позволяем нашим питомцам чувствовать себя на уроке хозяевами. С маленьким классом легко создать непринужденную атмосферу. В зависимости от ситуации, ученики младших классов могут принести с собой на урок игрушки, старшие могут «побаловаться» с учителем чашечкой кофе или стаканом чая. Если мы видим, что та или иная тема не имеет адекватного образа в головах учеников, а это выясняется, как правило, прямо на уроке, нашим учителям разрешено отойти от первоначального плана и посвятить столько времени, сколько требуется разбору базовых понятий или созданию целостного образа. Без этого просто невозможно двигаться дальше.
Первичен интерес ученика и реальное освоение материала, а не программа. При таком подходе труд учителя становится более творческим, одухотворенным и осмысленным.
В обучении, как в парных танцах, учитель и ученик должны быть вместе, даже если в классе еще сорок человек. Но всё равно, это -работа для двоих. Иначе вместо учителей давно бы поставили в классах аудиоаппаратуру.
Задача учителя — «производить впечатление» на ученика. Чем резче впечатление, тем чётче образ, оставшийся в сознании. Построить связь между образом и силой, которая этот образ питает — функция учителя (не великого и единственного, а каждого человека, который занят воспитанием детей).
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
От директора Китежской средней школы, к.п.н. Максима Аникеева
Китеж дает возможность человеку совершенствовать себя. Личностное развитие и рост являются гарантией успеха в собственной профессии, будь ты учителем, психологом или воспитателем. Рецепт успеха понятен и невероятно труден для применения. Для развития детей нужно постоянно развивать себя. Любой застой в собственном развитии приведёт к косности мышления и к провалу в общении с детьми. И наоборот — любое мастерство это всегда трансформация и текучесть, гибкость и умение изменять себя. В этом загадка китежского стиля жизни вместе с детьми.
Современный мир — век торжества науки и техники, век информации и мобильных телефонов, открытий в области биологии и физики. Кажется и в педагогике должна произойти революция. Должны и мы открыть технологию, которая позволит нам безошибочно получать планируемый результат. Однако мне кажется, что только одной технологии мало для успешного воспитания детей, необходимо ещё мастерство, которое накапливает учитель. Ведь каждый педагог знает, что один и тот же приём, метод, средство иногда не действуют в сходных ситуациях. Поэтому нужно мастерство, которое выражает индивидуальность стиля, характера, личности учителя.
Мой путь в педагогике еще не велик, только 7 лет я непосредственно занимаюсь преподаванием и обучением. Сначала это был университет, а сейчас — школа. Но у всякой истории есть начало. Я помню, как у меня появилось желание стать учителем. Когда я поступал в педагогический университет, я не думал, что стану учителем начальных классов, или социальным педагогом, или педагогом-исследователем. Меня подкупило название факультета — педагогика и психология развития ребенка. Тогда для себя решил, что начинать познавать человека следует с самого начала, то есть с детства, и этот факультет как нельзя лучше поможет мне понять, как развивается человек. Только на третьем курсе я начал интересоваться педагогикой всерьез, пытаться найти для себя смысл в бесконечных научных категориях, понять практику обучения и воспитания. И здесь судьба меня свела с человеком, труды которого считаются хрестоматийными для учителей начальных классов. Меня пригласили на педагогический семинар с участием Шалвы Александровича Амонашвили.
Я прочитал к тому моменту все его книги по практике воспитания и обучения и очень хотел с ним лично познакомиться. Для меня он выражал идеал учителя, образец и образ будущего меня в работе с детьми. И его открытые уроки не обманули ожиданий. Это был театр вместо дидактизма, жизнь вместо морализаторства, живые идеи вместо косности теорий. Я понял, что у меня есть ориентир и живой образ, который я могу перенять. Этот момент можно считать моментом рождения меня как педагога. Всё, что потом я стал совершать, я стал соизмерять с идеалом, который хранился в моем сердце.
Следующее открытие я сделал в университете, когда начал работать со студентами. Я понял, что большинство студентов представляют себе только «книжных» детей, то есть тех, о которых пишут в книгах. Прежде, чем начать знакомиться с «реальными» детьми, студентам надо 3 года ждать активной педагогической практики. До этого момента они изучают много теорий, однако не могут представить себе, как построить общение с живым ребенком.
Этим пороком я также как и все студенты страдал после университета. Я начал искать возможность обрести опыт общения, воспитания и обучения «реальных» детей. Так мои поиски привели меня в «Китеж». Именно он мне дал почувствовать свои педагогические силы, утвердиться сначала в роли педагога, а затем открыть свой талант.
Что такое «Китеж»? Это очень просто и неимоверно сложно описать. Внешне всё очень прозрачно — живут в одном поселке 10 приемных семей, вместе с ними педагоги, рабочие — это взрослые. Живут в том же поселке дети: кто-то приехал с родителями, кто-то получил родителей, кто-то родился уже в поселке. Всё просто! Есть дома для семей, есть гостевой домик, есть гараж, столовая-клуб, здание школы. Сложнее всего описать отношения между людьми, которые возникают каждую минуту; законы и правила, которым следуют люди. Очень сложно описать психолого-педагогическую работу, которая помогает детям раскрыть свой способ жизни, выбрать смысл существования, найти силы, чтобы осуществить мечту.
Вот в такой среде я почувствовал, что мои знания, способности и таланы очень пригодятся. Первоначально привлекала романтика путешествий и смены мест. Проехать 250 километров, чтобы добраться до места работы, это очень интриговало. Привлекали люди, их жизнь, свобода собственного поиска, возможность заинтересовать в себе «трудных» детей, обучать тех, кто в принципе в своей жизни видел в учёбе только насилие и каторгу. Вкус первых побед и признание в среде детей. Получается, что это притягивает человека к педагогической работе.
Именно в поселке «Китеж» впервые стали оформляться мои принципы, мои ведущие положения в педагогической жизни. Эти положения можно назвать формулой успеха, т.к. успехом я считаю свои достижения в воспитании моих ребят. Эта формула еще не закончена. Возможно, она превратиться под воздействием алхимии практики в новую субстанцию ведущих принципов. Но именно «Китеж» дал толчок к осмыслению моих взглядов в педагогике.
Как появился мой взгляд на практику воспитания и обучения? Самым быстрым способом оказался метод «проб и ошибок». Сейчас трудно вспоминать первые шаги и пробы, однако именно они послужили стартом моему успеху.
Я приехал и начал вести в школе уроки литературы. Оказалось, что преподавание литературы не заканчивается простым комментированным чтение и пересказом. Для развития читательского интереса и понимания произведения мне потребовалось изучать литературоведение, обращаться к истории, понимать философские идеи, знать современников писателя, разбираться в его биографии. Я начал заново учиться, не скрывая от учеников своего частичного незнания. Ученики мне ответили интересом к моим открытиям, к моему новому опыту. Так появился мой первый принцип: чтобы учить других, надо учиться самому, чтобы воспитывать других, надо начинать с себя, чтобы развивать других, самому надо постоянно развиваться.
Не всё было гладко и не всё получалось с первого раза. Мне приходилось искать людей, которые смогли бы меня научить тому, что я не умел. Я искал людей, которые были бы профессионалами своего дела, самыми лучшими. Так я сформулировал второй принцип: чтобы достичь высот, надо создать образ будущего, надо найти свой идеал и чем недостижимее для тебя идеал, тем больше потенциал развития в стремлении к нему. С тех пор я стремлюсь видеть в людях учителей, которые преподносят мне уроки, а я от этого становлюсь мудрее и сильнее.
Сталкиваясь с проблемами в обучении и трудностями в воспитании, я начинал искать причину этих проблем. Чаще всего она коренилась в личностных трудностях, а не в дисциплине и послушании ученика. Желая, знать больше о психологии детей, в моей жизни появилось стремление начать самообразование. Это проявилось в чтении литературы по возрастной и общей психологии, монографий по проблемам образования! детей с проблемами в обучении и воспитании. Из этой потребности вырос мой следующий принцип: чтобы быть успешным учителем, необходимо понять природу ученика, как можно лучше представить путь его развития. В этом принципе я вижу сплав научных знаний и индивидуального мастерства.
Большинство детей в Китежской средней школе имеют отрицательный прошлый опыт обучения, у многих пробелы в базовых знаниях. Компенсировать такие «черные дыры» можно, формируя мотивацию учения, пробуждая желание познавать и накапливать знания, расширять картину мира. Занимаясь обучением детей в школе, я сделал одно из своих педагогических открытий, которое можно представить как принцип: научить учиться, значит пробудить интерес, а это возможно только тогда, когда ты сам заинтересован. Ярко преподнести знание можно только тогда, когда ты сам испытал интерес и удовольствие от процесса его получения, то есть от познания.
В жизни каждого педагога наступает момент, когда он хочет увидеть результат своей работы, ощутить те изменения и новообразования, которые произошли в ученике. Это необходимо для того, чтобы почувствовать успех своей деятельности, накопить силы для дальнейших поисков и плодотворной работы. Если педагог не научится видеть результаты своей работы, если он не научится ждать, то рано или поздно его постигнет разочарование в своей профессии. Защитить его от этого можно, если руководствоваться следующим принципом: не бывает в воспитании быстрых результатов, нужно научиться терпению и тогда ты сможешь увидеть результаты. Этот принцип помогает мне в самых трудных ситуациях, когда мне кажется, что я бессилен изменить отношение ребенка к чему-либо. Этот принцип спасает меня от потери веры в возможность помочь ребенку обрести свои силы.
Каждый знает, как тяжело начать педагогическую практику. Проходит много времени прежде, чем ты приобретаешь авторитет, основанный на твоих личных талантах, а не на авторитете социальной роли учителя. Приходит время, когда учителю необходимо отбросить формулу: «Я учитель, а ты ученик, поэтому знай свое место». Дети, побывавшие в детском доме, сразу и безошибочно распознают «учительско-назидательский» тон, который скрывает безразличие к их чувствам, мыслям, делам. Поэтому они платят за него холодностью, безразличием и отстраненностью. Чтобы пройти сквозь защиту таких детей, необходимо самому быть открытым и заинтересованным, а это возможно только тогда, когда сможешь отбросить все социальные маски и педагогические позы. Это принцип я сформулировал так: общаться нужно, отбрасывая социальные роли, тогда педагог-человек и ученик-человек будут общаться по-человечески. Всякое другое общение приведет обязательно к отчуждению ученика от учителя.
Весь мой опыт жизни вместе с детьми говорит мне, что не бывает «злых» детей, то есть тех, чья природа была бы изначально, с детства испорчена. Я склонен видеть природу «злых поступков» детей в недостаточном осознании с действий и недоразвитии эмпатии. Это позволило мне сформулировать еще одно положение: ребенок никогда не делает ничего специально «назло», даже когда его поступки можно назвать «злыми», всегда есть тому внутренняя причина или внутренний конфликт. Мне кажется, что такой взгляд на природу ребенка помогает учителю преодолеть негативные эмоции по отношению к ученику.
Основу отношений между взрослыми и детьми в школе составляют устно заключенные договоры. Договориться можно о чем угодно, главное условие — соблюдать соглашение. Это учит учителей и школьников дорожить словом, которое ты даешь. Вот отсюда и возникает следующий принцип: обо всем можно договориться. И его продолжение: обо всем можно передоговориться. Этот закон позволяет понять важность установленных правил и почувствовать ученику значимость собственного слова.
У меня остались последние два принципа, которые я сумел выделить в своей работе и осмыслить. Но они, на мой взгляд, наиболее важные. Один родился из размышлений о том, стоит ли развивать ребенка, который не проявляет особых дарований. Может лучше потратить время на более одаренных детей. Как отличить талант, одаренность, гениальность? Как найти талант у ребенка, которого всю жизнь убеждали в его никчёмности и бесполезности. Здесь спасет только твёрдая установка учителя: нет бесталанных детей, каждый ребенок способный и одаренный в чём-либо. Этот принцип помогает не пропустить тот потенциал, который скрыт в каждом человеке, сделать его опорой жизни и самоуважения.
Размышляя над моим профессиональным кредо, я искал фразу, которая смогла бы выразить сумму сформулированных истин, служащих руслом моей педагогической работы. Завершить свой набор максим я бы хотел таким принципом: педагогом надо быть 24 часа в сутки, т.к. педагог это образ жизни. В этой фразе заключается важная для меня мысль — личностное и профессиональное у учителя неотделимо связаны. Нельзя быть учителем только 3 урока в день, а затем вне работы «сбрасывать» маску педагога и давать себе право расслабиться. Любой чужеродный образ, который будет создаваться для работы с детьми, рано или поздно проявит свою фальшь.
Рецепт прост: следует стараться быть предельно самим собой, изменять себя, работать над недостатками, искоренять пороки, приобретать достоинства. Личность педагога должна стать инструментом воспитания. Настраивая собственный инструмент, педагог сумеет понять и показать детям, как настраивать себя, как совершенствоваться. Вот поэтому личностное и педагогическое в учителе должно стремиться к гармонии.
Я считаю, что в этих десяти принципах заложена формула моего успеха. В чём можно измерить успех? Можно измерить внешними обстоятельствами: получение звания кандидата педагогических наук, руководство школой в 27 лет, относительное материального благополучие… Но всё это только внешние социальные стимулы, которые к внутренней мотивации профессионального роста имеют небольшое отношение. Гораздо важнее ощущение собственных изменений и возможностей. Я черпаю силы своего существования в собственном личностном росте и развитии своих способностей. Результатом же выступают победы моих воспитанников в своей жизни, увеличение их талантов, расширение способностей, укрепление самооценки, поиски своего счастья. В этом я вижу свой успех.
Мой успех как руководителя школы зависит от атмосферы общего дела, который поддерживается всеми учителями школы. Педагогический коллектив имеет свои традиции и правила ведения дискуссии. Мы поддерживаем коллегиальность принятия педагогических решений, обсуждаем единые нормы и правила существования школьной среды; на педагогических советах вырабатываем в процессе обсуждения общий взгляд на школьные проблемы.
Подводя итог, можно вывести такую формулу моего успеха: желание стать педагогом, обретение идеала для подражания, открытие «Китежа» — места самореализации, осознание десяти принципов педагогического мастерства, коллектив единомышленников. Все это создает алхимию моего успеха.

Другие книги
ТЕХНИКИ СКРЫТОГО ГИПНОЗА И ВЛИЯНИЯ НА ЛЮДЕЙ
Несколько слов о стрессе. Это слово сегодня стало весьма распространенным, даже по-своему модным. То и дело слышишь: ...

Читать | Скачать
ЛСД психотерапия. Часть 2
ГРОФ С.
«Надеюсь, в «ЛСД Психотерапия» мне удастся передать мое глубокое сожаление о том, что из-за сложного стечения обстоятельств ...

Читать | Скачать
Деловая психология
Каждый, кто стремится полноценно прожить жизнь, добиться успехов в обществе, а главное, ощущать радость жизни, должен уметь ...

Читать | Скачать
Джен Эйр
"Джейн Эйр" - великолепное, пронизанное подлинной трепетной страстью произведение. Именно с этого романа большинство читателей начинают свое ...

Читать | Скачать
Ближайшие тренинги
Видео «Виды любви»
Тренинги
Вступительные видеоуроки к тренингу Евгения Яковлева по развитию уверенности
Тренинги
Запись тренинга «Умение видеть насквозь и влиять на разные психотипы людей»
Тренинги
Запись вебинара
«Современный нетворкинг»
Тренинги
Прямо сейчас
в «Синтоне»
идет конкурс!
Тренинги
Видео «Критика: как добиваться своего и не бояться чужого мнения»
Тренинги
Видеозапись вебинара Александра Тарасова (21.05.2019 г.)
Тренинги
Запись вебинара для мужчин
«Мужская уверенность.
Как отстаивать свои интересы»
Тренинги
Видеозапись марафона Евгения Яковлева
Тренинги
Запись мастер-класса
«Манипулятивное Влияние и Защита»
Тренинги
Видеозаписи вебинаров
для Премиум-пакета тренинга «Искусство Речи: Риторика и Ораторское Мастерство»
Тренинги
Видео «Яркие отношения с женщиной. Как их создать и поддерживать.»
Тренинги